Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

грудинку по оригинальному рецепту льуку. Блюдо это представляло собой говяжью вырезку из мяса длинношерстных коров, приготовленную в солнечной печи (или, как выразилась госпожа Кофи, «под испепеляющим взглядом Ока Кудьуфин»), приправленную «традиционными специями с Дасу», и услаждало глаз в неменьшей степени, чем способствовало выделению слюны. Для пущего эффекта известная гурманка предлагала в дополнение к обжигающему язык жаркому заказать ледяной сливочный десерт «Пир госпожи Рапы».

(Циники говорили, что госпожа Кофи старалась не просто так, а исключительно в надежде снискать милость при дворе. Вскоре после свадьбы императрица Шидзона и консорт Кинри нанесли высочайший визит в Гинпен, где изволили откушать в «Великолепной вазе». Угощение – по всем сведениям, самая обычная домашняя еда – так впечатлила императрицу, что она пожаловала Лодан То и Мати Фи, управляющей и главному повару «Великолепной вазы», собственноручно начертанный логографический знак «Первые в Дара». Также императрица особым указом присвоила вдове Васу, хозяйке ресторана, почетный титул Госпожи Первого Ранга за «чрезвычайные достижения в области гостеприимства». Никто не мог взять в толк, чем же эта простая женщина заслужила столь беспрецедентные почести. На сей счет ходило множество слухов: дескать, вдова Васу подарила Шидзоне тысячелетний гриб-гомункул, обеспечивающий бессмертие; что она на самом деле ее давно потерянная бабушка; что императрица и консорт некогда работали в «Великолепной вазе» в качестве подавальщицы и мальчика на побегушках, – однако все объяснения выглядели столь нелепыми, что никто в них не верил.)

Так или иначе, приготовивший вышеупомянутое блюдо повар, бывший кулек, разжалованный за пьянство из наездников гаринафинов, сделался в одночасье самым желанным гостем в богатых домах Дара. А всех шеф-поваров в империи внезапно обуяло безумное стремление создавать оригинальные творения, соединяя ингредиенты из кухни льуку и дара.

(Справедливости ради стоит отметить, что не все блюда льуку снискали популярность в Дара. «Муфлонья губка», к примеру, вызывала отвращение у большинства попробовавших ее как в холодном, так и в горячем виде, и некоторые чиновники, из числа тех, что отвечают за общественное здоровье, сочиняли петиции с требованием полностью запретить сие кушанье.)

Еще одним популярным товаром, поставляемым из Укьу-Тааса, стала пряжа из шерсти скота льуку: мягкая и теплая, она, кроме того, обладала уникальным оттенком и красиво отливала на свету, отчего высоко ценилась среди модников. (Здесь также следует отдать должное ученым из новой Императорской лаборатории в Дайе, которые провели всестороннее исследование и установили, сочетание каких именно местных трав идеально подходит для корма длинношерстного скота льуку.) Одним словом, корабельщики доставляли в порты по всей стране живой скот наряду с мясом и шерстью, а поставщики из Укьу-Тааса, как пастухи-льуку, так и купцы-дара, делали на этом состояния и совместно скупали еще больше земель под пастбища.

Даже кьоффир стал теперь пользоваться немалым спросом. Хотя желудки большей части коренного населения Дара по-прежнему отторгали этот напиток, Джиа Матиза изобрела особый травяной препарат. Будучи принят незадолго до употребления кьоффира, он позволял наслаждаться его хмельным эффектом, не испытывая при этом отрицательных последствий. Небольшие заводы по изготовлению кьоффира, принадлежавшие как льуку, так и коренным жителям островов, росли по всему Дара, как бамбуковые побеги после весеннего ливня, и дипломированные ученые соревновались друг с другом, придумывая забавные названия для разных сортов напитка, чтобы усилить умственное наслаждение его ценителей. Напиток сей быстро вошел в моду, и признаком хорошего тона стало устраивать кьоффирные вечеринки.

Над плывущими по воде кораблями сновали воздушные суда, доставляя скоропортящиеся товары и пассажиров, не выносящих долгих морских путешествий. Некоторые из воздушных кораблей по-прежнему полагались на продукт ферментации навоза, тогда как другие заправлялись чистым подъемным газом с озера Дако. Многие коммерческие суда продолжали использовать мускульную силу гребцов, налегающих на пернатые весла, чтобы доставлять спешащих пассажиров в Укьу-Тааса, но иные из самых дерзких перевозчиков – эпитет этот был вполне уместен, с учетом используемых авантюрных инженерных решений и заоблачных цен, которые они заламывали, – оснащали суда шелкокрапинными мельницами и вращающимися плавниками дирана. В результате их корабли с рокотом неслись по небу, вынуждая качающихся на оставляемых ими воздушных волнах капитанов других судов с завистью глядеть им вслед.

Одним из таких скоростных воздушных кораблей был «Парящий куникин», принадлежащий клану Васу.

На корме гондолы, вдали от расположенного на носу шумного и людного салона, сидели за столиком кафетерия мать и сын. Перед ними стояли две чашки чая и блюдечко с засахаренными семенами лотоса.

– Скушай семечко, – настаивала мать. – Они и правда очень вкусные. Ты ничего не ел с тех пор, как мы поднялись на корабль. Ты хорошо себя чувствуешь, милый?

Мальчик, лет семи от роду, послушно взял угощение и съел его. Но лакомство, похоже, показалось ему совсем не вкусным: брови у ребенка так и хмурились в серьезной не по годам гримасе.

– Нормально, – сказал он наконец. Голос у мальчика был такой слабый и хриплый, что можно было подумать, будто у него болит горло.

Мать нежно погладила сынишку по голове, приладив на место выбившийся хохолок. Она уже привыкла к его немногословности. В конечном итоге именно это и заставило их обоих провести минувший год на Большом острове.

– Больно, – прохрипел вдруг мальчуган, указывая на желудок.

– Что случилось? – Мать вскочила и опустилась рядом на колени, поглаживая ему живот. – Может, всему виной фальшивая утка, которую мы отведали в монастырской трапезной? Давно болит?

Мальчик покачал головой. Он указал на переднюю часть гондолы, потом обхватил себя руками и стал раскачиваться взад и вперед.

Мать догадалась, что он имеет в виду.

– Ты боишься снова увидеть их, потому что мы летим домой.

Сынишка кивнул.

Он родился в рыбацкой деревушке на Дасу, был очень смышленым ребенком, рано выучился говорить и стал большим утешением в жизни родителей. Когда ему исполнилось три года, в деревню в поисках развлечений нагрянула шайка кулеков льуку. Отец спрятал малыша в ивовую вершу и велел сидеть тихо, что бы ни случилось. Льуку кастрировали и выпотрошили его отца, а мать изнасиловали, и все это несчастный мальчик видел из своего тайного укрытия. С того дня он перестал говорить.

После освобождения Укьу-Тааса мать упрашивала целителей с центральных островов дать ей лекарство от немоты.

– Поврежден ум, а не язык, – сказала ей монахиня-исцелистка. – Моего искусства недостаточно. Но ты можешь пойти в храм Спокойных и журчащих вод: быть может, тамошние братья и сестры сумеют помочь.

Мать экономила каждый грош и копила деньги, выпрашивала медяки у рабочих, присланных с центральных островов для восстановления Укьу-Тааса. В итоге ей удалось собрать достаточно, чтобы отвезти сына на Большой остров и посетить легендарный храм.

Братья и