Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Куни Гару понимал, что есть враги, с которыми нельзя ужиться, а потому преследовал Гегемона до страшного конца. Твой сегодняшний акт милосердия может спустя десятилетия обернуться актами жестокости. Это поступок того самого идиота-моралиста, который вздумал выказывать сочувствие волкам. Речь идет о Дзато Рути.

Лицо Фары окаменело. Джиа озвучила самые темные ее страхи. Молодую императрицу преследовали сомнения, что она проявила излишнюю мягкость, что ей не хватило жесткости, необходимой хорошему правителю, что милосердие на самом деле решает далеко не все.

Страх наполнил сердце Фары. Перспектива гибели бессчетного количества людей, которым предстоит расплачиваться за ее слабость и сочувствие своими жизнями, обернулась в ее воображении ужасной картиной: она видела перед собой кровавое море, охваченное могильным штормом. Она чувствовала себя оказавшейся за бортом несчастной пловчихой, которой грозит вот-вот утонуть, воздушным змеем, оборвавшим бечеву.

В голове у императрицы вихрем кружились голоса Фиро и Кинри.

Пусть мир несправедлив, но мы должны стремиться его исправить.

Мир – мрачное место, но нам следует постараться, чтобы сделать его хоть чуточку светлее.

Подобно сострадательным черепахам, пави повелителя Луто, они помогали ей удерживаться на плаву; подобно переплетенным шелковым нитям, удерживали ее привязанной к земле.

– Ты говоришь о вероятностях, тенденциях и возможностях, а вовсе не о том, что заранее предрешено, – возразила Фара. – Не в твоих силах видеть будущее. Ты можешь ошибаться. – По мере того как она говорила, голос ее становился тверже. – Ты так опасалась угрозы войны, что всеми силами ослабляла армию, мешая Фиро вступить в борьбу. Тем не менее он убедил народ Дара пойти за ним и возобновить войну, вопреки всем чинимым тобою преградам. И когда на кону оказалась жизнь миллионов, он сам, без всяких манипуляций с твоей стороны, остановил свою руку.

Известно ли тебе, что Фиро, одержавший честную победу над льуку, пользуется среди них большим уважением? Именно благодаря завоеванному им среди льуку доверию те решили после катастрофы в Укьу-Тааса направить послов в Пан просить мира, а не продолжать войну, что спасло сотни тысяч человек от бессмысленной гибели.

Ты никогда не могла представить, каким человеком стал бы мой брат. Тебе оказалось не под силу вообразить, что даже после смерти Фиро сыграет свою роль в защите и сохранении жизней людей Дара. Нельзя прочесть то, что пока еще не написано.

Джиа стояла неподвижно, с бесстрастным видом. Была ли она удивлена? Или все, о чем говорила сейчас Фара, включая прерванную кампанию Фиро и уважение, которое тот снискал среди льуку, были частью ее плана?

– Но и ты тоже не способна видеть будущее, – сказала наконец Джиа.

– Да, это верно, – согласилась Фара. – Я не знаю, расценит ли суд истории мои решения как правильные или нет.

Но нельзя исходить только из гарантий выживания достойнейших, ибо это означает рассуждать как Кутанрово. Поверив, что цену имеют лишь те наши поступки, которые ведут к победе и завоеванию, означает уподобиться Тенрьо Роатану.

Сострадание и сочувствие – дороги не безопасные и не простые, и на протяжении многих поколений они потребуют от всего народа Дара, как коренного населения, так и льуку, огромных усилий. Но таков удел смертных. Даже самый дальновидный и мудрый правитель не смеет рассчитывать навсегда определить судьбу своих потомков.

Поэтому отойди в сторону, тетя-мать. Я стану разрешать кризис в Дара своими способами, без оглядки на тебя.

Долго-долго Джиа не отвечала совсем ничего.

– Это одновременно проклятие и проявление благодати, – наконец прошептала она сама себе, глядя куда-то вдаль.

Постепенно лицо ее разгладилось. Она глубоко поклонилась молодой императрице.

– Ты говоришь в точности как твоя сестра. – Помолчав немного, Джиа добавила: – Некогда я придерживалась мнения, что для блага Дара следует создать такую государственную систему, когда не важно, кто именно восседает на троне. Но я рада, что именно твоя рука держит печать Дара.

Фара с трудом перевела дыхание. Так это была проверка? Прошла ли она ее? Она сомневалась, что способна понять Джиа, этого самого хитроумного и ужасного политика Дара.

Слабый удар грома раздался высоко в небе, как если бы боги захотели разрядить напряжение.

Настало время перейти к делу, ради которого Фара и пришла сюда.

– Я хочу… предложить тебе попутчицу до Укьу-Тааса.

Она повернулась и позвала через дверь будущую пэкьу-губернатора.

– Бабушка, – произнесла, входя, Дьана.

Череда эмоций сменилась на лице Джиа.

– Ты очень похожа на моего Тото-тику.

– Папа часто рассказывал о тебе, – промолвила Дьана. – Он всегда сожалел, что не сумел должным образом исполнить свой сыновний долг.

Джиа проглотила слезы:

– Как тебя зовут?

– Дьана.

– Это имя льуку, – пробормотала Джиа.

– Да, – подтвердила принцесса. – Потому что я и дитя льуку тоже. Но отец дал мне и детское имя дара – Заза-тика.

«Надо же. Как Матиза».

– Посиди со мной, Заза-тика. Я… очень рада познакомиться с тобой.

Фара незаметно выскользнула из комнаты. Наросший за зиму лед не растопить за один весенний день, а если полжизни бередить рану, то ее не исцелить за одну встречу. Но по крайней мере, начало положено.

«Мне кажется, я только что нашла подходящее название для своего правления».

Глава 56

Говорящие кости

Укьу-Гондэ, третий месяц двенадцатого года после отбытия принцессы Тэры из Дара в Укьу-Гондэ

Наступила весна.

В степь вернулась жизнь, а вместе с ней и войны. Остатки льуку и разбросанные повсюду племена агонов сражались и боролись, убивали друг друга и умирали.

Вожди и таны бились за воспоминания и мечты погибших пэкьу, за обиды, затерянные в тумане мифологических повествовательных танцев, за титулы, почести и драгоценные реликвии давно сгинувших армий и флотилий. Другими словами, они вели войну ради великих, эпических историй.

Зато наро и кулеки, чуждые столь высоких идеалов, сражались за вещи гораздо более простые, но не менее важные. Степь была местом суровым и не прощающим ошибок, здесь всегда было слишком много людей и слишком мало еды. Победители получали гаринафинов, коров, овец, сушеное мясо, навозные лепешки для костров. Победителям не было нужды прогонять стариков в бурю вечности, завоевателям не требовалось оставлять младенцев, отправляясь дальше в путь по травянистому зеленому морю.

Здесь искони было так, а значит, это истинная история, правда ведь?

Слух разнесся по степи на крыльях гаринафинов и на устах бродячих танто-льу-наро. Что-то происходило в Татен-рио-алвово, в Городе Призраков, на этой земле запретных холмов на берегу солончаковых равнин.

Когда весенние ветры задули над солончаками, гоняя столбы белого дыма, из