Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

сестры перепробовали все средства в попытках вылечить мальчугана. Они обеспечивали ему тишину и уединение, купали его в водах теплых источников, массировали шелкокрапинными прутиками, погружали в среду детей такого же возраста, чтобы он мог с ними общаться, рассказывали истории про Руфидзо Исцелителя и Торьояну Миролюбивого, играли на моафье, пока он прикладывал ладошки к вибрирующим бронзовым пластинам. Самое главное, они старались внушить ребенку ощущение безопасности, избавления от ужаса, затуманившего его мозг и запечатавшего глотку.

Да и матери тоже требовался отдых, чтобы исцелиться самой.

После целого года лечения мальчик стал говорить по одному слову зараз. Настоятель, с горечью и сочувствием в голосе, объявил матери, что не надеется на дальнейшее улучшение. Он высказал предположение, что им двоим стоит поселиться в крупном городе на Большом острове, где у них будет больше возможностей.

– Нет, – ответила женщина. – Мы хотим поехать домой.

Тогда настоятель купил им билеты на «Парящий куникин», считавшийся самым быстрым и комфортабельным воздушным судном.

– Их, – подтвердил мальчик и еще крепче обхватил себя руками.

У матери заныло сердце. Его страх трансформировался в физические страдания. Трудно было даже представить, каких усилий стоило несчастному ребенку заговорить после пережитого ужаса, после всепоглощающей, не находящей выхода боли. Она и сама чувствовала ее.

– Они не смогут снова причинить тебе вред, малыш, – сказала женщина, крепче обняв сына. – Им не разрешат больше сделать то, что они делали раньше.

Утешение прозвучало слабо, неубедительно. Ей не удалось даже заставить себя выговорить слово «льуку». К тому же как может она обещать, что эти люди снова не причинят им вред? Насколько известно, учинившие бойню в деревне кулеки были живы и остались на свободе. Императрица Шидзона пожаловала им безоговорочное помилование, а принцесса Дьана, дочь Танванаки Кровавой, стала теперь пэкьу-губернатором Укьу-Тааса.

– Почему?

Мать не поняла, о чем именно он спрашивает. Почему льуку сделали то, что сделали? Почему люди, убившие его отца и изнасиловавшие мать, остались безнаказанными? Почему мир такой, какой он есть?

Впрочем, на все эти вопросы у нее был один лишь ответ:

– Я не знаю, дитя. Я не знаю.

Большие господа с важным видом расхаживают туда-сюда по сцене жизни и восседают на своих подмостках, заявляя, будто говорят от лица тех, чей голос слишком слаб. Они объявляют войну или заключают мир, дают право на месть или жалуют помилование. Им кажется, будто их поступки правильны. Но кто дал им право решать?

Не ошибается ли она, возвращая мальчика на Дасу – в то место, где он стал свидетелем всех этих ужасов?

– Они хотели уничтожить меня и твоего отца, – яростно прошептала мать сыну в ухо. – Но как бы не так. У Ста цветов вроде нас мало что есть, но никто не сотрет нас с лица земли.

– Дом, – промолвил мальчик.

– Да, дом! – Она прижалась к нему лицом, и их слезы смешались. – Монахи говорили, что бывший премьер-министр учредил благотворительный фонд для переживших террор, и, когда мы получим свою выплату, нам хватит, чтобы купить новую шаланду, одну из тех, с шелкокрапинной лебедкой. Я научу тебя ловить рыбу, как научила меня когда-то моя мама. Мы с тобой сможем жить – жить в достатке. И, глядя на нас, твой отец будет улыбаться с другого берега Реки-по-которой-ничто-не-плавает.

– Любовь, – сказал мальчуган. Он расцепил руки, которыми обхватывал себя, и обнял мать за шею.

Потребуется время, возможно вся жизнь, чтобы мальчик сполна обрел голос. Но они уже добились больших успехов и никогда не сдадутся.

Слезы бежали у женщины по щекам, когда она запела сыну старинную детскую песенку:

– Когда Дара падает в пропасть, люди надеются. Когда он поднимается к вершинам, люди надеются. Когда Дара сильный, люди надеются. Когда он слабый, люди надеются… Мы – Сто цветов, и мы выживаем. О да, мы всегда выживаем.

А тем временем на наблюдательной площадке в передней части гондолы пассажиры наслаждались видами из широких и высоких, от пола до потолка, окон. Время от времени мимо проплывали облачка. Далеко внизу расстилалось бескрайнее море, похожее на сморщенный отрез голубого муара.

– Каков род ваших занятий, господин и госпожа? – спросил дородный детина в домотканой одежде и белых штанах рабочего.

Было весьма удивительно, что такой человек мог избрать столь дорогой способ передвижения. Почетная табличка за поясом указывала на то, что он служил в имперской армии, но теперь вышел в отставку. На выступающей части таблички можно было разобрать его имя: «Эги».

Эги обращался к пожилой женщине в коляске и стоявшему позади нее средних лет мужчине с волосами, собранными в двойной пучок-свиток токо давиджи. Мужчина этот был облачен в пышную, хорошего кроя мантию, покрытую несуразными заплатками самых разных цветов, форм и материй.

– Я работаю с машинами, – ответила Рати Йера.

– Думаю, то же самое можно сказать и обо мне, – добавил Види Тукру. – Просто мы имеем дело с разного рода механизмами.

Эти двое обменялись многозначительными улыбками. После периода траура по Ароне и Моте уцелевшие члены Цветочной банды решили продолжить общее дело. Императрица Шидзона предлагала им обоим важные посты в имперской администрации, но они отказались.

«Некоторые цветы лучше растут за оградой сада», – заметил Види.

«Мы предпочитаем быть друзьями Одуванчика, а не слугами Шидзоны», – заявила Рати.

«Ну что ж, стало быть, так тому и быть, – заключила императрица. – Мы с Кинри навсегда останемся внештатными членами Цветочной банды».

Втроем они просидели всю ночь, обсуждая, как видит Фара будущее Дара и Укьу-Тааса. Рати и Види согласились помогать ей, как прежде помогали Фиро, используя свои таланты ради перемен к лучшему. Однако оба наотрез отказались от жалованья, не приняли официальных титулов, не пожелали иметь касательства ни к какому имперскому статусу. Они путешествовали и работали инкогнито, не используя преимущества своей связи с Троном Одуванчика.

Мало того, эти двое даже перелет на «Парящем куникине» оплатили из своих денег, хотя Васу предоставили им скидку как друзьям клана.

– А, так вы механики! Это хорошее ремесло, – произнесла женщина с тройным пучком кашима. – У меня есть подруга, которая работает в Императорской лаборатории в Гинпене. Она рассказывает, что ее буквально упрашивают оставить государственную службу и перейти в мастерские, потому как знающих инженеров не хватает. Но она отказывается, поскольку слишком любит свою работу, хотя в частной мастерской получала бы гораздо больше. Вы, может, слыхали о Кисли Пэро? Она была коллегой моей подруги, а потом ушла из лаборатории и стала главным дизайнером в «Аксессуарах принцессы». Ходят слухи, что она сейчас получает больше премьер-министра, и все благодаря изобретению самоподогревающейся ванны!

– Только не покупайте