Родная партия - Глеб Ковзик

– Что такое?

– Меня притягивает к твоей необычности. Не в интимном смысле. Ты необычная, понимающая и способная слушать. Я тут совсем один, поговорить не с кем.

– А ты никому не рассказал?

– Нет. И тебе было ужасно страшно признаваться. Тяжело. Болезненно прям.

– Бедняга, дай обниму, – от неё слишком сильно пахло розами. – Правильно поступил, что никому не рассказывал. Могут счесть умалишенным. Разозлятся, захотят спрятать куда-нибудь подальше от всех. Вялотекущая шизофрения, если слышал о таком диагнозе… Но мы же договорились, Андрюша. Помнишь? После брака у каждого своя дорога.

– Мне нужно черпать откуда-то силу. Ты не представляешь, каково это – быть единственным в мире. Я знаю будущее, и оно ужасно; чтобы пережить испытанное, положить конец апокалипсису и вернуться назад, мне нужно действовать, и действовать в команде. Лира, с тобой и мне свободнее.

Последние слова вызвали в ней умиление. Поцеловав в лоб, она обещала подумать.

Лежа в темноте, глядел в потолок и чувствовал обманутым в ожиданиях. Спугнул птицу. Лира слишком любит свободу от всего. От досады я перевернулся и с размаху ударился лицом в подушку.

Глава 12. Квартирная сепарация

Утром меня ждал завтрак от Лиры. Яичница. Пережаренная и пересоленная.

– Ну, зая… – сказал ей, пытаясь подобрать нужные слова.

– Вкусно? – улыбалась она.

– Не то слово. А к чаю что?

Из холодильника выплыл шоколадный торт.

– Вчера привез “Прагу” один приятель, – чашки наполнились чаем. – Давно ко мне подвязывается, пытается найти узы любви между нами.

– И как? Получается?

– Он сумрачный гений из советского НИИ. Тихий, мрачный и хитрый. Очень умный и смотрящий в глубину. У него душа двухсотлетнего. Напоминает ворона. Любит зализывать волосы.

– Звучит так, словно он характерный. Разве ты не любишь таких?

– Каких?

– Ну, необычных. У которых личность четкая, яркая.

– Я люблю характерных, но не отталкивающих, – Лира сморщилась. – Что уж ты. Мне бы ещё за генерала выйти.

– Поздно, Лира, уже поздно.

Мы засмеялись. На пальце всё так же непривычно сидело обручальное кольцо. Да, Андрей, привыкай к переменам. Попал в перестроечную страну, перестраивайся и сам.

– Вкусный торт, – будучи сладкоежкой, мне сложно не угодить в сладком, но эта “Прага” всерьез порадовала.

– Ещё бы. Достать его чертовски сложно.

– Дефицит?

– Он же ресторанный. “Андрей Иванович” тоже любил приносить его. У него была договоренность с рестораном. Наверное, если ты обратишься к ним, то вспомнят её, эту договоренность, будут выдавать без очереди.

Какие интересные прелести жизни выясняются. “Прага” из “Праги”.

– Как по-коммунистически, – заметил я, улыбаясь.

– Ты про блат? – Лира отрезала мне второй кусок. – Звезда, горевшая одиноко, высилась над черной тьмой... и утонула. Конец.

Раздался звонок, она побежала разговаривать: громкий веселый голос с шутками и вспоминаниями намекал мне, что это всерьез и надолго. Я ел торт, подумывая над тем, какие вопросы с ней ещё не обсуждены. Их, на самом деле, было много.

О прошлой жизни всегда можно успеть рассказать позже. Более всего интересует вопрос о готовности тестя поддержать мою кандидатуру. Блат есть блат. Если советская система принуждает меня играть по таким правилам, то я буду это делать. Это не значит, что такое положение дел устраивает, но в открытую атаковать сейчас бессмысленно. Сожрут и не подавятся. Уже имею прецедент, когда грязным способом попробовали выпроводить за дверь.

СССР – гигантская сверхцентрализованная система. Даже мало-мальские изменения должны быть согласованы с центром, судя по последним месяцам, каждый шаг перемен исходит только из Кремля. Никогда не думал, что всё настолько серьезно. Поэтому в ЦК комсомола мои полномочия минимальны и подчинены вышестоящим директивам.

Этим сверхцентром теперь является Горбачев. Ну что ж. Ждите, Михаил Сергеевич.

Короче говоря, надежда – на то, что отец Лиры поспособствует моему партийному росту. Я пока вижу карьерный трек так: в ЦК КПСС попаду через Ивана, поработаю год-два на стартовых должностях, всеми силами пробьюсь на высоту, в Секретариат или даже Политбюро. Самый молодой член Политбюро… Чтобы такое провернуть, нужно занимать какую-нибудь очень весомую должность. Я смотрел на два отдела – пропаганды и общий. Сейчас у меня бэкграунд как раз агитпроповский. По логике партийной лестницы закинуть должны именно в агитпроп.

Но для преобразований важно поставить своих людей в промышленные отделы. Этим получу заметные преимущества. Во-первых, увеличится вес на голосовании, во-вторых, появятся в доступе капиталы для реформ, в-третьих, не допустить появления корпоратов. В противном случае, сметут не только СССР, но и меня с ним. И снова выйдем на традиционный исторический трек…

Нужно разобраться с КГБ. Если папа Лиры не выступил против, это не значит, что всё успешно разрешилось. Возможно, ему просто не сообщили. Информация о том, что меня брали под наблюдение, должна была сохраниться где-нибудь в бюрократических недрах организации. Это создает особую проблему: меня могут скомпрометировать на самом важном моменте, например, когда буду брать высокую должность.

С другой стороны, чекистам невыгодно сообщать о провале наблюдения. Подслушивающее устройство разнесло в автоаварии. Ай-ай, какая неудача! А вдруг ещё найдут какие-нибудь детали? Плохо. Лучше ничего наверх не докладывать, мало ли. Погоны сдерут за провал операции.

Ещё нужна квартира. Служебная либо личная, разницы никакой. Сепарация от родителей назрела. Желание ливнуть из квартиры Озёровых назрело почти сразу после выписки из больницы. Идеальный вариант в сожительстве с Лирой: меньше вопросов, крепче легенда о дружной и здоровой советской семье, к тому же жить на Котельнической набережной и правда здорово. Получу ли согласие от Лиры?

Наконец, полезно бы разобраться с просьбой Леонида. Обещание дал – исполняй. Мой водитель пошел на огромные жертвы ради меня. К Григорию Максимовичу с таким запросом лезть бесполезно, у Ивана же задача в проталкивании кандидатуры в ЦК. Не стоит его перенапрягать.

Впрочем, он ещё ничего и не сделал.

Начну с самого полезного. Помогу Леониду.

– Лира? – я позвал пропавшую.

– Да, тут.

– Могу тебя о кое-чем попросить?

– Давай, – в её руке уже дымилась тонкая сигаретка.

– Есть карандаш и листок?

Написал всё известное о Евгении. Кто, откуда, где пропал. Без указания