Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

произошедшее, стереть из головы. Ни к какому Дарёну она в тот вечер не поехала, на звонки отвечать тоже перестала… и осознала с удивлением, что последние три месяца платила за каждый его чих, отдавая почти все свои деньги – и стипендию, и зарплату с подработки в университетской библиотеке, и то, что мама подкидывала на наряды и расходы.

От этого стало ещё противнее.

Наверное, Дарёну все могло бы сойти с рук, не попытайся он удержать рыбку, сорвавшуюся с крючка. Спустя две недели он подловил Альку прямо после пар и попросил поговорить.

– Ой, любовные разборки, – ляпнул кто-то из толпы.

Алька испугалась скандала и позволила увести себя прочь, подальше от любопытных глаз, на чёрную лестницу, голую, продувную, бетонную, где старшекурсники раньше курили тайком. Стены там до сих пор были изрисованы непристойными надписями, а в углу воняло застарелым табаком и мочой. Свет шёл сверху, из распахнутой двери, с крыши – и снизу, с площадки восьмого этажа, прямо за библиотекой.

Дарён, позеленевший и осунувшийся, долго бормотал что-то в своё оправдание; Алька смотрела в сторону и почти не слушала. Потом спросила:

– Закончил? Тогда я пойду, мне на пары надо.

Он напрягся:

– Ты совсем меня не любишь?

И тут Альку прорвало. Внутри вскипела злость, едкая, жгучая.

– Тебя? Паразита? Да ты, ты… насильник ты, вот кто! Урод! Я тебя ненавижу!

Несколько секунд Дарён просто стоял, хватая воздух ртом, как рыбина, а потом вызверился тоже:

– Кому ты нужна вообще! Я до тебя снизошёл! Ты должна быть мне благодарна, я тебя всему научил… да не вертись, ты, дырка!

В лёгком оцепенении Алька поняла, что он пытается накинуть ей какую-то цепочку на шею, снова околдовать, лишить воли… и оттолкнула его, рявкнув в ответ:

– Сам такой! Да чтоб к тебе это всё и вернулось, что заслужил!

И очень-очень сильно пожелала, чтоб он исчез.

Дарён Светлов – лицо как маска, глаза чернющие – отступил на шаг назад.

…мимо ступеньки…

Попытался схватиться за перила – а те подломились, как старое гнильё.

– А-а-а!

Всем весом он повалился навзничь, налетел затылком на ступени – и съехал вниз, совсем немножечко. В шее у него что-то хрупнуло; рот нелепо распахнулся, а взгляд остекленел.

На бетоне была кровь, совсем немного, но воняла она просто оглушительно.

Альку вырвало прямо там; а потом она кое-как достала телефон и набрала маме.

Дальше всё было каким-то ненастоящим. Библиотекарша, которая прибежала на крики и вызвала скорую; череда допросов в сыскном отделении и женщина в униформе, которая явно сочувствовала погибшему Дарёну, а Альку полоскала так и этак, пытаясь вывести на признание в умышленном убийстве…

«Да, – вспомнила Алька. – Вот оно».

На третьем или четвёртом допросе, когда она рыдала уже не переставая, женщину в униформе куда-то увели, а перед ней появилась размытая фигура и сказала:

– Ну, ну, Алика, успокойтесь. Теперь всё будет хорошо. Вас никто ни в чём не обвиняет, вы – потерпевшая. А теперь возьмите себя в руки, пожалуйста, и попытайтесь ответить на несколько моих вопросов, хорошо? Кстати, меня зовут Горислав Дрёма, и теперь вашим делом занимаюсь я.

Тогда было так плохо и тошно, что имя из памяти тут же выскочило. Алька только сейчас сопоставила всё и сообразила, что сыскарь Дрёма, прославившийся через три года после этого, и добрый колдун, который напоил её чаем, погладил по голове и выслушал наконец нормально, – один и тот же человек.

И что приглашение на практику в крупное издательство ей, завалившей экзамены из-за суда и прочих процедур, пришло не просто так. Оно было очень кстати – помогло отвлечься, выплыть из безнадёжности, начать снова общаться с людьми, хоть понемногу.

Начальница об этом никогда не упоминала, хотя наверняка действовала по просьбе сына.

«Получается, он меня дважды спас, – подумала Алька, отстранённо наблюдая за тем, как городовые старательно фотографируют каждый оберег в её доме, особое внимание уделяя вышитым лентам. – Когда дело взял и поверил мне – и когда потом устроил на работу… А я ему хамлю, такая неблагодарная».

– Барышня, не сочтите за грубость, а это вы сами сделали? – крикнул один из городовых, седой усатый дядька интеллигентной наружности, указав на вышитую ленту.

– Ага, – кивнула Алька растерянно. – В поезде как раз закончила.

– Ого! – задрал городовой брови. – Моё почтение! Сильная работа. Вон, даже Костяного отвернула… хотя нитки всё-таки разошлись, вам бы их подновить.

Похвала была такая уважительная и искренняя, явно от понимающего, разбирающегося человека, что Алька невольно заулыбалась.

– Займусь после работы, – пообещала она. – А то вдруг эта тварь опять вернётся.

– Сплюньте, барышня, и по дереву постучите…

Перед тем как увести своих ребят, Горислав Дрёма – сосредоточенный, деловой, немного взмокший от беготни по лестнице – снова заскочил к Альке на кухню, глотнул из «своей» чашки остывший кофе и сообщил, что на ближайшие несколько дней оставит во дворе дежурного колдуна из городского сыска.

– Сам, увы, подежурить не могу, хотя это было бы надёжнее, – повинился он. – Но моё присутствие требуется в других местах. Вот как бы разорваться… Обереги у вас впечатляющие, Алика, но прошу: будьте осторожны. Вспомните что-то важное – тут же звоните, в любое время. Конечно, Костяной до сих пор ни разу не появлялся в одном месте дважды… но и живыми он своих жертв тоже никогда не оставлял.

– Я буду внимательной, – пообещала Алька серьёзно. И добавила, смущаясь: – Спасибо… за всё.

– Вы вспомнили? – заулыбался белозубо Дрёма. – Я рад! Ну, вам-то, наверное, лучше было и забыть… А для меня вы – счастливый талисман, Алика, мой новый старт. Когда я понял, к кому еду, то подумал даже: ну, сейчас точно Костяного прижмём.

– Да уж прям, – совсем застеснялась она.

– Больше оптимизма! – решительно заявил Дрёма. – Ну, я вас больше не задерживаю. Так, ребята, шагом, шагом, дел ещё выше крыши… Доделаем основное и пойдём обедать в пиццерию, я угощаю!

На лестнице в подъезде раздался нестройный хор радостных голосов. Алька прикрыла дверь и закрыла на все замки.

Было странно и очень легко.

То, что случилось ночью, стало сейчас как сон – далёкое, нереалистичное… Всплывали в уме вопросы, да вот только без ответов. Отчего Костяной выбрал её? Зачем вообще явился? Не прокляли ли всё издательство скопом – вон, уже две жертвы есть, Алька едва не стала третьей…

Но больше всего удивляло, пожалуй, другое.

Альку защитили обереги, изготовленные её же руками, и ведовство. Тогда, после Светлова, она думала, что никогда не сможет больше колдовать. Потому что