Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

она будет обобщать множество различных традиций и обычаев. В ней сольются направления и стремления разных народов, которые в нашем мире выражаются многоженством у зулусов, многомужьем в Тибете, многими различными опытами по этой части в Соединенных Штатах и неразрывным браком Конта.

Тенденция всех синтетических процессов в вопросах права и обычая состоит в том, чтобы сократить и упростить обязательный канон, допустить альтернативы и новые степени свободы; то, что раньше было законами, становится традициями, делом чувства и вкуса; и где, как не в вопросах, затрагивающих отношения полов, эти изменения будут очевиднее всего?

Глава седьмая

Реакция на Утопию

§ 1

Полагаю, теперь мы находимся в лучших условиях, чтобы подробно описать дома и города Утопии, расположенные у Люцернского озера, и вглядеться пристальнее в проходящих мимо нас людей. Мы поселились в Утопии в качестве резчиков по дереву, работающих с отменным трудолюбием за весьма ограниченную плату до тех пор, пока власти города Парижа не разрешат трудной задачи, которую мы им невольно задали. Мы живем в гостинице на самом берегу озера и оттуда ходим на работу. Трудимся мы пять часов в сутки; все остальное время принадлежит нам.

Наша гостиница – одна из целой сети тех учреждений, что имеют минимальный тариф, частично регулируются и, в силу отсутствия частного предпринимательства, поддерживаются и контролируются Мировым государством по всей Утопии. Это одно из нескольких подобных заведений в Люцерне. В нем несколько сотен самоочищающихся маленьких спален, похожих по обстановке на те комнаты, что мы занимали в похожей, но гораздо меньшей гостинице в Хоспентале, лишь немного отличающейся убранством. Та же ниша гардеробной с ванной, те же изящные пропорции и лаконичная простота меблировки. Конкретно эта гостиница походит своим четырехугольным видом на Оксфорд-колледж – двадцатиметровое здание о пяти этажах и цоколе, окна комнат смотрят то наружу, то внутрь дворика, а двери выходят на искусственно освещенные переходы с бегущими вверх и вниз лестницами. Эти пассажи выстланы чем-то вроде пробкового ковра, но в остальном пусты. Нижний этаж занимает некий эквивалент лондонского клуба, кухни и другие офисы, столовая, письменная, курительный и актовый залы, парикмахерская и библиотека. Вокруг четырехугольника проходит колоннада с лавками, посередине – газон. В его центре бронзовая фигура спящего ребенка покоится над небольшим бассейном и фонтаном, где растут кувшинки. Это место было спроектировано свободным от мешающих традиций греческого храмового строительства архитектором – непринужденное, простое и милостивое к зрению. Материал – искусственный камень с матовой поверхностью и оттенком желтой слоновой кости; цвет немного неравномерен, частокол колонн и балок прореживает нежный тон фасада линиями умеренно-зеленоватого цвета, которые сливаются с тоном свинцовых водосточных желобов и труб, сбегающих со светло-красной крыши. Лишь в одном месте проявляется сколько-нибудь явное стремление к художественному эффекту – в больших арочных воротах напротив моего окна. Две-три обильные желтые лозы карабкаются по фасаду здания, и когда я выглядываю из окна ранним утром – ибо обычный утопический рабочий день начинается через час после восхода солнца, – то вижу над «румяной» панорамой, расцвеченной солнцем, утреннее небо.

«Четырехугольный» тип застройки является преобладающим элементом утопического Люцерна, и можно проходить из конца в конец города по коридорам и крытым колоннадам, вообще не выходя через ворота на открытые дороги. В этих колоннадах есть небольшие лавки, но более крупные магазины обычно размещаются в зданиях, специально приспособленных для их нужд. Большинство жилых построек гораздо изящнее и солиднее нашего собственного скромного жилища, хотя из таких случайных взглядов на их устройства мы заключаем, что идеал экономии труда пронизывает все слои этого мира без слуг; и то, что мы обычно считаем полноценным имением в земной Англии, здесь едва ли известно.

Автономия домашнего хозяйства подорвана разными содействующими предприятиями, клубами и гостиницами в гораздо большей степени, нежели на Земле. Утописты, которые не занимают гостиниц, по большей части живут в клубах – более-менее состоятельный житель здешнего мира в массе случаев состоит членом одного-двух. Клубы обыкновенно располагают не только благоустроенными спальнями, но и прекрасно обставленными отдельными флэтами, которые, по желанию члена клуба, могут быть меблированы согласно его вкусу. Получить изящный будуар, личную библиотеку или кабинет, составляющий собственность члена клуба, не желающего обзаводиться целой квартирой – обычное дело. Привычка разбивать сады на крышах, верандах и стеклянных балконах придает живописное разнообразие постройкам в Утопии. Иногда можно встретить маленькие уголки с плитами и со всеми принадлежностями для кухни, составляющими частную собственность какого-нибудь брезгливого члена клуба. Впрочем, это, похоже, исключение из правил, так как коренной житель Утопии так же редко думает об особенной кухне для своих обедов, как и о персональной мельнице или молочной ферме.

Бизнес, частная работа и профессиональная практика иногда располагаются в квартирах дома, но чаще – в специальных офисах в большом лабиринте делового квартала. Общий сад, ясли, игровые для детей – универсальные черты клубных четырехугольников. Две или три главные дороги с трамваями, велосипедными дорожками и быстрыми транспортными путями сходятся в центре города, где государственные учреждения будут стоят группой рядом с двумя или тремя театрами и большими магазинами, и отсюда, как и в случае с земным Люцерном, тянется начало быстрой железной дороги в Париж, Англию и Шотландию, а также в Рейнскую область и Германию. Когда человек выходит из центра города, он сталкивается со смешением усадеб и открытой местности, которое станет обычным делом во всех более обитаемых частях земного шара.

Кое-где, без сомнения, будут стоять совершенно уединенные усадьбы, все же питаемые и обогреваемые усилиями центральных энергетических станций – с общим водопроводом и доступом к телефонной линии. Возможно, к ним даже будут проложены пневмопроводы для совершения мелких покупок и отправки типовой корреспонденции. Но уединенная усадьба как постоянное место жительства будет чем-то вроде роскоши – прибежищем особ довольно-таки состоятельных. Ну а пенсионеры получат столько жилищного уединения, сколько им нужно, арендуя шале для отдохновения в лесу, у отдаленных лагун или высоко в горах.

Уединенный дом действительно может оказаться очень редким явлением в Утопии. Те же самые силы, то облегчают коммуникацию, будут способствовать небольшой концентрации земледельческого населения в сельской местности и сплоченности городов. Работники полей наверняка будут жить на выезде временно – и сомневаюсь, что от них не будет отбоя. Склонен воображать, что земледелие в Утопии-модерн ведется ассоциациями арендаторов, этакими небольшими демократическими обществами с неограниченной ответственностью, ведущими работы под руководством избранных управляющих и уплачивающих государству не ренту, а часть продукции[35]. Минимальный уровень производительности в сельском хозяйстве можно было бы обеспечить путем установления минимума, ниже которого не должна опускаться рента, а может быть, и путем инспекции. Общие законы относительно уровня жизни, конечно, будут применяться к таким ассоциациям. Этот тип сотрудничества представляется мне в социальном отношении наилучшим устройством для плодородного земледелия и садоводства, но такие предприятия, как животноводство, семеноводство и заготовка сельскохозяйственных орудий, равно как и сельскохозяйственные исследования и эксперименты, безусловно, лучше всего проводить напрямую крупным компаниям, муниципалитетам или государству.

Но я мало что могу сделать для исследования этого вопроса; все представленное здесь – совершенно обрывочные впечатления. Думаю, читатель уже понял – по большей части наши прогулки и наблюдения очерчены пределами урбанистских кварталов Люцерна; по множеству прекрасно отпечатанных плакатов на углах улиц, украшенных весьма колкими карикатурами, мы обнаруживаем, что где-то здесь проходят странные маленькие выборы – отбор по строго народовластным принципам с избирательным правом всех постоянных жителей люцернского округа старше пятнадцати лет. Оказывается, старые маленькие городские и местные органы управления давно вытеснены большими провинциальными муниципалитетами для всех более серьезных административных целей, но они все еще существуют, выполняя ряд любопытных второстепенных функций. Не последнее место среди них занимает своего рода эстетический остракизм. Каждый год каждый второстепенный орган местного самоуправления сносит здание, выбранное местным плебисцитом, а высшее правительство выплачивает небольшую компенсацию владельцу и возобновляет владение землей, которую оно занимало. Эта идея поначалу может показаться нам попросту дикой, но на практике оказывается крайне дешевым и практичным средством эстетического воспитания строителей, инженеров, бизнесменов, богатых людей и широкой публики.