Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

Нам не придется вылезать из вагона и переходить на пароход. Нельзя предположить, чтобы в таком государстве, как Утопия, остановились перед постройкой подземного туннеля через Ла-Манш.

Когда я проснулся, поезд уже был в Лондоне, потому что эти чудесные жители Утопии обнаружили, что нет необходимости высаживать пассажиров из поезда в ранние часы только потому, что они прибыли. Поезд здесь – это всего лишь своеобразный гостиничный коридор, который летает по городам и весям, пока человек спит.

§ 7

Чем поразит нас великий город Утопии?

Чтобы последовательно ответить на этот вопрос, нужно быть художником и инженером, а я ни первым, ни вторым не являюсь. Кроме того, придется прибегнуть к несуществующим словам и фразам, ибо этот мир открыл совершенно новую, неведомую нам область фантазии. Мастерство инженера и вкус художника уже обручились, а что лежит перед ними в дымке… разве же опишешь такие вещи людям, которые скорее восхитятся уродливым, царапающим глаз арматурно-фламандским бастардом – лондонским Тауэрским мостом! Авторы старых утопий любили писать о могущественных зданиях, которые когда-нибудь будут возведены. Иллюстраторы их трудов сублимировали из бедного, бесплодного авторского многословия что-то витиеватое, гротескное, в духе ар-нуво. Что ж, надеюсь, в этот текст иллюстратор не сможет вмешаться!

Искусство едва зародилось в мире Утопии. Оно знает нескольких пращуров, но и только. Леонардо, Микеланджело; как бы они радовались вольностям стали! В архивах искусства нет более пафосного документа, чем меморандум Леонардо. В нем художник предстает этаким фанатиком, что тянется вожделеющими руками к пока еще не оформившимся инструментам инженера. И Дюрер тоже был модернистом, с той же охотой до творческого изобретательства. В наше время они захотели бы построить виадуки, навести мосты в диких и труднодоступных местах, проложить и пересечь великие железные дороги через горные массивы мира. Можно раз за разом видеть в работах Дюрера воображаемый архитектурный ландшафт помпейских стен – мечты о сооружениях, более легких и смелых, чем могут позволить камень и кирпич…

Здесь будет одно из великих мест встречи человечества. Здесь – я говорю об утопическом Лондоне – будет традиционный центр одной из великих рас, сплоченных в союзе Мирового Государства – и здесь будет ее социальный и интеллектуальный хаб. Могучий университет с тысячами профессоров и десятками тысяч продвинутых студентов, несколько издательских домов, занимающихся научными литературой и публицистикой, колоссальные библиотеки и мощная организация музеев. Эти светочи будут привлекать огромное количество людей, и их будет в достатке и в окрестностях – ибо я, англичанин, должен оговориться, что Вестминстер по-прежнему будет резиденцией мировой Империи, одной из нескольких резиденций, если хотите – там, где собирается правящий совет мира. Искусства соберутся вокруг этого города, как золото собирается вокруг мудрости, и здесь англичане будут вплетать в чудесную прозу, прекрасные ритмы и утонченные атмосферные формы сложное, строгое и мужественное воображение нашего народа.

В это место будут входить, как в благородный особняк. Здесь воздвигнут большие арки и стеклянные купола над широкими просторами города. Стройная красота этих совершенных металлоконструкций высоко над головой будет смягчена лондонским воздухом до сказочной нематериальности. Это будет знакомый нам лондонский воздух, чистый от грязи и всякой нечистоты, тот самый воздух, что придает нашим октябрьским дням неизреченную ясность и превращает каждые лондонские сумерки в таинственно прекрасные. Мы пройдем по улицам, которые будут освобождены от последних воспоминаний о приземистых храмовых ложах греков и о пышных изгибах Рима; готы в нас будут относиться к стали и бесчисленным новым материалам так же любезно, как когда-то – к камню. Весело и быстро движущиеся платформы общественных путей пройдут по обеим сторонам, неся спорадические группы людей, и очень скоро мы окажемся в своего рода «центре», изобилующем пальмами, цветущими кустами и скульптурами. Вдоль аллеи деревьев, вниз по широкому ущелью между скалами гостиниц и переполненных отелей, опаленных внутренним светом, направим мы взор туда, где сияющие утренние речные потоки омывают рассветом море.

Здесь великое множество людей – красивые девушки и юноши, идущие на занятия, которые проводятся в величественных дворцах вокруг нас, серьезные и способные мужчины и женщины, идущие по своим делам, дети, разбегающиеся по домам. Здесь-то мы и спросим этот чудесный мир о двух людях, коих ищем более конкретно. Изящная маленькая телефонная будка сделает нас ближе к ним, и со странным чувством нереальности я обнаружу, что говорю со своим утопическим близнецом. Он слышал обо мне, он хочет меня видеть и дает мне четкие указания, как к нему прийти.

Интересно, мой собственный голос звучит так же?

– Хорошо, – ответил я. – Я приду к вам сразу, как найду отель, где можно остановиться. – Несмотря на то, что в словах наших не было ничего необыкновенного, его голос привел меня в смущение. Меня била легкая дрожь, телефонная трубка едва не выпадала у меня из руки.

Оказалось, что комнаты в гостинице для нас уже заказаны. Мы отправились туда и были приятно удивлены, когда увидели, что все наши книги, одежда и различные мелочи, которыми мы обзавелись за время жизни в Утопии, уже доставлены. Пока мы идем, я обнаруживаю, что мне почти нечего сказать моему спутнику, пока меня не одолевает мимолетное удивление, что ему так мало хочется сказать мне.

– Право, мне трудно поверить, что я иду к самому себе, то есть к тому, кем я мог бы быть, – сообщаю я ему.

– В самом деле? – говорит он рассеянно. Я стараюсь догадаться, о чем это он может так усиленно думать, и это отвлекает меня от собственных мыслей. Предстоящий визит перестает волновать меня, и я незаметно для себя вхожу на ступени большого красивого дома.

– Вот обиталище моего двойника, – объявляю я и стучусь в высокую дверь.

Глава восьмая

Мое утопическое «я»

§ 1

Немногим из нас приходится брать интервью у самих себя. Мое утопическое «я» – это, конечно, мое лучшее «я», взращенное в соответствии с лучшими усилиями, и я полностью готов к потенциальным трудностям ситуации. Когда я угодил в эту Утопию, я и не думал о таком глубоком самоанализе.

Вся ткань этой другой вселенной на мгновение колеблется, когда я вхожу в его комнату, в его чистую и упорядоченную рабочую комнату. Я дрожу. Фигура несколько выше меня стоит против света.

Он идет ко мне, и я, направляясь ему навстречу, спотыкаюсь о стул. Затем, все еще не говоря ни слова, мы обмениваемся рукопожатиями.

Теперь я стою так, чтобы свет падал на него, и могу лучше видеть его лицо. Он немного выше меня, выглядит моложе и здоровее; из тех болезней, что сформировали меня, его, думаю, и половина не коснулась, да и шрама над глазом нет. Он более осанист и красив – что ж, этого стоило ожидать. Мне кажется, или он слегка морщится от укола сочувственного понимания моей явной неполноценности? Воистину, я к нему иду, таща за собой массу земных смятений и слабостей; я ношу на себе все недостатки моего мира. Он носит, как я вижу, ту белую тунику с пурпурной лентой, которую я уже начал считать подходящей утопической одеждой для серьезных мужчин, и его лицо чисто выбрито. Атмосфера между нами до того напряженная, что мы поначалу забываем даже говорить.

– У вас приятная комната, – замечаю я и немного смущенно оглядываюсь, потому что здесь нет ни камина, к которому можно было бы прислониться спиной, ни коврика у камина, на который можно было бы встать. Он подталкивает меня к стулу, я плюхаюсь на него, и мы «зависаем», обдумывая бесчисленные темы для первого разговора.

– Что вы думаете про меня? – поинтересовался наконец я. – Надеюсь, вы не принимаете меня за мошенника?

– После того, как увидал вас – нет.

– Схожесть столь заметна?

– Дело даже не в вас, а в вашей истории.

– Итак, вы ничуть не сомневаетесь?

– Мои сомнения исчезли, когда вы появились. Вы пришли сюда с планеты, которая лежит за Сириусом и представляет собой двойник