Другая жизнь. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

- Сам ты - батенька!

- Не спорю-с… Батенька и есть… Так, что не спорте со мной, внучок.

- Как порой хочется тебя отключить, мой голос родной.

- Да, ладно. Я всегда замолкаю по просьбе трудящихся.

Внутренний голос смолк, а я задумался. Кома меня сильно изменила. Я стал будто бы взрослее. Замена памяти, видимо, не прошла даром. С моей старой памятью было совсем плохо.. Те фрагменты, которые остались после комы, не годились ни куда, а тем более для полноценной человеческой жизни. Я и вправду какое-то время был овощем. Был овощем и овощем остался бы, если бы не то, что подселилось ко мне накануне. И вовремя так подселилось. Словно кто-то знал, что со мной случится. Но странно, кто этот «кто-то»?

Ведь тот разум, что ко мне подселился, не переживал падений головой на угол стола. Тогда кто? Совпадение? Странное совпадение. Когда разум почившего в бозе «меня» из одного мира, переносится в моё тело, но в другой мир и фактически в своё детство. И явно в другой. В мир, где Женька Дряхлов жив. Тот Женька Дряхлов, который перевернул не только мою жизнь, жизнь нашей школы но, похоже, продолжает переворачивать его сам мир дальше, где-то в ином месте. Где-то в очень укромном месте…

А у меня тут тогда какая роль? В этом мире? Если по мою душу аж второго меня выписали? Из другого мира… С запасной памятью. И не только памятью прошлого, но и будущего. Хотя-я-я… Какое-то будущее невнятное. Уже и со Светой не случилось…

Тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стояла Света.

- Еб… лектрическая сила, - подумал я, разглядывая серые глаза, глядящие на меня из-под густых бровей.

- Не выщипывают девчонки брови сейчас, - подумал я и поправил себя. – Не только лишь все.

- Привет, - сказала она спокойно. – Говорят, ты выздоровел.

- Кто говорит? – спросил я, обалдевая.

- Э-э-э… Все говорят. Думаешь, только в вашей школе знают, что ты учительницу спас, когда она споткнулась и падала головой прямо на парту? Во всех школах говорят. А у меня в вашей школе несколько подружек, которые со мной учились, когда ещё ваша школа строилась. Ты ведь тоже учился в четвёртом классе в нашей школе?

- Фига себе, какая оперативная работа проведена, - заметил «предок».

- Затихни пока, - попросил я его и сказал. - Учился, ага.

- Окунева, что в вашем четвёртом «зэ» училась, в моём доме живёт. Я всё про тебя разузнала.

- Что она могла про меня рассказать, та Окунева?

- Ну-у-у, что ты хорошо учился и хорошо рисуешь, что ты за ней ходил, а она тебя отшила.

- Да за кем я только не ходил, - хмыкнул я. – Я с детского садика любвеобильный.

- Хм… И тебе не стыдно это мне говорить?

- Не понял. Чего здесь можно стыдиться. Ты знаешь. Все знают. Так и как мне прикажешь скрывать своё положительное качество? Ведь я же не злобный, а любвеобильный. Я, например, девочек за косы не дёргал, и портфелем по головам не бил. А наоборот, всегда защищал и часто получал от пацанов. И не только пис… Э-э-э… В смысле… Не только меня били, короче, но и обзывали разными словами.

- Какими, например.

- Например? Девчачий рыцарь, например. Или просто рыцарь.

- Правда, что ли? – удивилась Светлана. – Я недавно прочитала книжку про рыцаря Айвенго. Мне понравилось.

- Ну вот. Зато девочка одна ещё в третьем классе, назвала меня «Мазандаранский тигр». Фильм такой был индийский про воина. Его так называли, потому что он тигра задушил.

- Я помню. Мы ходили с мамой. Так давно это было…

- А чего мы стоим в прихожей? Снимай пальто и сапоги.

Сапоги у неё были настоящие, женские сапоги-чулки, на небольшом каблучке и блестящие, как кожа негра. Я вспомнил, что её отец работал «помощником капитана по политической части, а проще – «помполитом», на каком-то рыбацком судне типа плавзавод.

- Может себе позволить купить единственной дочечке дорогую вещицу из валютного магазина, - подумал я, наблюдая, как девочка умело стягивает с ног искусственную кожу.

- Хе-хе… Царевна лягушка, - хихикнул мысленно я.

Никаких прежних чувств у меня к этой девочке не вспыхнуло. И я был несказанно этому рад. Почему-то. Странно. Ведь девочка и сейчас в дневном свете была очень хороша собой. На ней была красная вязаная кофта с угловым вырезом. Под кофтой виднелась белая блуза с ажурным воротником. Из-под кофты шла шерстяная гофрированная юбка чёрного цвета. На ногах имелись чёрные рейтузы. Под рейтузами, скорее всего, - нейлоновые колготки. Ну, не носки же нейлоновые торчали из под рейтуз? Я представил её в одних колготках. Ох!

- У нас жарко, кхэ-кхэ, - на всякий случай предупредил я, переведя взгляд на её кофту.

- Я не надолго, - сказала Светлана.

- Комсомольское поручение? – спросил и хохотнул я.

- Нет. Самой стало интересно познакомиться ближе. Ты же обещал прийти, и не пришёл. А девчонки про тебя только и талдычат: «Шелест то, Шелест сё». Говорили, ты самбо занимаешься?

- Да, какое мне теперь самбо? – усмехнулся я. – Чуть инвалидом не сделался. Сейчас освобождение от физкультуры обеспечено.

- Ну, да-а-а… У нас соседка медик в детской поликлинике работает. Сказала, что после двух месяцев комы дураками люди становятся. А ты, вроде, нормальный. Или не очень?

- Да, фиг знает, - пожал плечами я.

Мы прошли в зал, куда меня «пересели» родители, так как они взяли на прокат массажную кровать, на которой мне делали массаж, приходящие вечером врачи. Это договорился профессор, в рамках разработанной им программы реабилитации, в которой было место и Любочкиной методе.

- Ух ты! Это тебе массаж делают? – спросила девушка, показывая на лежащую на полу сложенную кровать, которую я использовал как тренажёр для пресса.

- Профессор прописал. Так я быстрее реабилитируюсь по его мнению.

- Ух ты, какой у тебя проигрыватель! А пластинки какие есть? Ух ты! Это пласты, да? Настоящие? Американские?

- Не совсем. В основном – английские. В США рок-музыки пока нет.

- А можно посмотреть?

- Да, смотри, пожалуйста.

Я достал пластинки с полки «стенки» и положил их на журнальный столик.

- Чай с мёдом будешь?

- Посмотрю сначала.

- Давай,