Восьмой район - Алиса Аве

– Жираф? – Калеб взял двумя пальцами ближайшую.

– Голубь!

– Тогда это жираф?

– Калеб, это журавль.

– У тебя все птицы на жирафа похожи. О, это лягушка?

Мне давались исключительно лягушки. Я вспомнила, что в детстве увлекалась оригами. Увидела в Мираже фильм, в котором девочка складывала бумагу особым образом: уголок к уголку, сгиб к сгибу. Вертела-крутила, и у нее выходили животные и птицы, далекие от реального вида, очаровательно хрупкие. Выпросила у мамы бумагу, непременно настоящую, рисовую, как у девочки из фильма. Мы обшарили весь Мираж. Бумагу заменил синтетический материал, прочный, нервущийся, всевозможных цветов, сохраняющий форму, программируемый и быстроразлагающийся. Я складывала, соединяла, высовывала кончик языка, отмеряла, выводила ролик из Миража на стену, следила за движениями рук девочки. У меня выходили лягушки, хотя я делала слона, цветы, пингвина. От огорчения я терла нос, выходила к маме с красным лицом и страшными фигурками. Мама выстраивала их в ряд. Самые страшные закапывала в цветнике, чтобы удобряли почву. Я топтала свежие бугорки земли и кляла материал. Вот если бы мне бумагу!

Детское увлечение захлестнуло меня, когда я поняла, что Анита в безопасности. Лягушки вновь поселились в доме, одну я даже отнесла в «Будущие жизни». Попросила повесить так, чтобы Кассандре было видно.

– На данном этапе развития ребенок воспринимает мир иначе. – Калеб сделал вид, что нечаянно уронил фигурку. – Конь?

Он давно забыл, что когда-то тоже увлекался старинными хобби. Мы встречались уже два месяца, когда в Мираже Калеб показал фото со своими фигурками.

– Полимерная глина, мусор по большому счету, – пояснил он. Среди фигурок точно был конь, сейчас я вспоминаю. Нормальный, не то что мой, похожий на настоящего. – Иногда балуюсь.

Во всем, что он лепил, легко угадывался оригинал – цветы, животные, транспорт, здания, люди. Он и меня слепил, точнее, мою голову, все жаловался, что нос не выходит. Но вот теперь вышло. Калеб слепил меня, подарив то, что я страстно желала. А я ненавидела творение его рук.

– Это лилия. – Я отвернулась. Он повторял слова Саманты с теми же металлическими интонациями. Вертел лилию-коня и качал головой. Вид его говорил: «Я сомневаюсь в твоей дееспособности, Карен». Я хотела установить связь. С Анитой. С Кассандрой. Я не дура, Калеб.

Карен изменилась. Обследование не выявило вмешательство в экспериментального ребенка, и она успокоилась, разговаривала с растущим животом, прикладывала руку к стеклу, за которым плавала вторая дочка. Ковырялась в Мираже в поисках лучшей кроватки, наладила отношения с Самантой, решила оставить ее в качестве няньки. Она стала скучной. Мне хотелось узнать смысл эксперимента, а она писала о своей безграничной и растущей любви и стремлении внушить Калебу такие же чувства. Мне же хотелось узнать больше о загадочном корректоре и его собеседнике.

– Ну хоть бы что-то произошло, – попросила я.

Глава 9

Корректор Кир

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.

Жан-Поль Сартр

От шеи к затылку как горячая вода потекла, меня бросило в жар. Слова на экране обрели текучесть, перемешались, расплылись. Я падала в разворачивающуюся картинку, приготовилась увидеть Карен на очередной консультации у корректора, но очутилась в комнате в голубых тонах.

Низкая кровать с мягким изголовьем, открытое окно с весной за ним, широкое кресло с гнутыми ножками, голубой плед через подлокотник, маленький пуф. Детская кроватка с высокими бортами, овальная, как гнездо, со встраиваемой системой Миража, чтобы следить за спящим ребенком. Пустая.

Спальня Карен совсем иная, в ней нет ничего столь женственного и комфортного. Я попала в комнату другой женщины. Наткнулась на нее…

Она висела под потолком в петле. Конец серебристой веревки крепко сжимал выключенный робот-уборщик. Она смотрела на меня пустым взглядом, синие губы искажены последней попыткой вздохнуть, язык вывалился изо рта.

Мужчина ворвался в комнату под вой сигнализации. Умный дом не фиксировал пульса хозяйки, посылал сигналы тревоги.

– Отключить!

Блеснул определяющий маячок, дом распознал хозяина, замолк. Мужчина подбежал к жене, приподнял за ноги. Отскочил. Потер лицо. Взлохматил волосы. Снова обнял ноги. Подтащил пуф. Забрался на него. Дернул петлю, приподнимая подбородок женщины.

– Амелия, зачем? – шептал он.

Петля не поддавалась, он кинулся к роботу. Включил его, ударил по плоской безликой башке, бегал из угла в угол, пока робот запускался.

– Какие настройки она в тебя ввела?

Робот молчал.

– Отпусти.

Гибкие шарнирные пальцы разжались. Тело грузно упало, мужчина успел поймать. Прислонился к креслу, положил ее голову себе на грудь, перебирал волосы, слегка раскачиваясь. Его синие глаза поблекли.

Я узнала корректора Кира. Он был куда моложе, чем на встрече с Карен. Он гладил жену одной рукой и кусал кулак другой.

Я сидела между кроватями в нашей реальной спальне и кусала кулак, точно как корректор. Когда я сползла с койки? Картинка сменилась, я оказалась на кладбище. Удивительно, но я сразу догадалась, что это кладбище, как и отгадала, для чего нужен Мираж или мобиль Калеба. Как знала все, что открывала чужая реальность. Серые камни показывали голограммы похороненного человека, лучшие моменты его жизни загружались на основе ленты Миража и воспоминаний его родных. Корректор стоял напротив, я боролась с желанием взять его под локоть, обнять. Напоминала себе, что происходящее – иллюзия, по чьей-то прихоти объявшая меня.

Надпись гласила: «Амелия Дара. Юи Дара». Ниже ползли строки: «Из всех даров ценнейший – любовь».

Корректор дотронулся до смеющейся жены, до большого круглого живота: дочь она забрала с собой.

– Ты можешь все изменить. – К корректору подошел человек. – Здравствуй, Кир.

Корректор не обернулся, и я не сумела.

– У меня не вышло. И вот к чему это привело.

– Не вышло тогда, но выйдет обязательно. Они обе будут жить в твоем успехе.

– Разве это их вернет?

– Вернет жизни смысл.

– Я свяжусь с вами. Дайте пару дней.

– Разумеется, приди в себя. Нас ждет долгий путь, понадобятся силы и время. Я умею ждать.

Вместе с Киром мы обернулись, когда собеседник уже уходил. Я разглядела профиль, гладкий, блестящий, отражающий солнце и странно многослойный, словно под стеклом пробежали трещины. «Вторая кожа прижилась неправильно», – подсказала память Кира. Он встречался с этим человеком несколько раз. Последняя встреча закончилась просьбой скорее определиться с предложением сотрудничества и пугающим рассказом о бесконечных возможностях.

Я попыталась узнать, что за разговор у них состоялся, от моих усилий кадры заплясали, меня перебросило дальше, в их первую встречу.

Первый раз они встретились в клинике дизайна будущего образа,