Восьмой район - Алиса Аве

Моя собеседница охнула, сумка соскользнула с ее колен, упала на пол вместе с моим сердцем. Сработала система защиты: дно и бока мгновенно увеличились, надулись. Ребенок тихо пискнул. Доктор смерил следующую свою пациентку хмурым взглядом.

– Запомнили? – обратился он к беременной. – Сперва связываетесь со мной и только после этого посещаете выделенного вашему району врача.

Девушка закивала. Серое платье выдавало в ней жительницу Восьмого района. Когда они пожимали руки, я не заметила никакого маникюра, зато ссадины на запястьях синели, как больничные кресла. Девушка пошла по коридору, покачиваясь, никто не предложил ей робота-каталку. Я точно знала, что на улице ее не ждет личный мобиль. Она вернется в Восьмой район пешком, как и пришла. Идти часа четыре. Саманта говорила, беременным полезно ходить, заставляла совершать прогулки по утрам и вечерам. Я вдруг захотела пройтись с ней, прямиком в Восьмой район. И найти брата, а лучше его жену. Спросить, каково им живется, ей и ее стандартному ребенку.

– Госпожа Джонс, – повернулся ко мне доктор, – я корректор Кир. Мы с вами общались в Мираже, рад, что вы все-таки решились.

– Я… я тоже. – Сначала я не поняла, почему он сказал мне «Джонс», из-за разговора с неоновой женщиной все вылетело из головы.

– Приму вас через десять минут.

– Так быстро? – возмутилась женщина.

– Госпожа Адамс, я подготовился к приему, вам не о чем переживать. – Корректор говорил с мягкой настойчивостью в голосе. – У вас плотный график, я помню, мы быстро управимся.

Он сам поднял сумку с малышкой, подождал, пока мать дозовется сына, пропустил их вперед. Десять минут ушло на обоих. Перекроить колбочки и палочки сетчатки у младенца, сломать жизнь подростку.

«Госпожа Адамс» – так обратился к женщине корректор. Я знала одну Адамс, чей статус позволял иметь троих детей. Оливия Адамс, жена Главы Спокойствия – генерала Адамса, отвечающего за подавление беспорядков в Восьмом районе. Он привык укрощать недовольства сотен людей, усмирить эмоциональные всплески сына ему проще простого. Розовое пятно выпорхнуло из кабинета, треща от восторга. Девочка в инкубаторе-переноске плакала, крошечный рот дрожал от обиды, глазки покрывала эластичная повязка.

– Что бы мы без вас делали, Кир! – Оливия Адамс послала в глубину кабинета воздушный поцелуй. – До встречи в четверг!

Сын с ней не вышел. Процедура установки блокиратора, видимо, требовала реабилитации. Его катили сейчас по лабиринту коридоров, в ВИП-палату, где он очнется другим человеком.

– Госпожа Джонс, проходите, пожалуйста.

Кабинет совсем не походил на медицинское помещение, дизайнер постарался на славу. О том, что здесь проводились манипуляции над людьми, говорила лишь стеклянная перегородка за спиной корректора. За ней возвышалась округлая кушетка, на полстены темнел выключенный монитор. Лампы едва горели, свет приглушили, в стене переливались пробирки и склянки с разноцветной жидкостью. Корректор нажал что-то на своем столе, стекло расцвело розами. Розы сменились полем васильков, нежные зонтики тянулись к солнцу, в синем небе пролетали птицы. Кабинет наполнился ароматом свежести.

– Итак, вы хотите… – Корректор Кир жестом предложил мне присесть в кресло напротив.

– Она тоже часть эксперимента? – Я не дала ему договорить.

– Простите?

– Эта девушка. – Я указала на дверь.

– Она приходила подкорректировать детей.

– Я не про Оливию Адамс, не притворяйтесь, что не поняли. Беременная. Откуда у нее возможность прийти к вам на консультацию? В Восьмом районе они еле наскребают на своих низкоквалифицированных специалистов.

– Вы осведомлены о проблеме деторождения в Восьмом районе? – улыбнулся корректор. – Вам про это брат рассказывал?

Я остолбенела. Он знал про брата. Калеб клялся, что стер из базы данных любые упоминания о нашем родстве.

– Не пугайтесь, госпожа Дэвис. Дальше стен этого кабинета информация не пройдет. Как вы в курсе о делах семейства Адамс, так и я в курсе, что ваш брат участвовал в Борьбе за Детство и, отказавшись признавать детей собственностью и ценностью государства, добровольно ушел в Восьмой район.

– Он неправильно понимал постулаты нового общества, – процедила я, – думал, что детей начнут отнимать. Виновата его жена, он ее любил, вы же знаете, из-за любви мы совершаем безумства. Родители ему объясняли, что партия никогда бы не стала отнимать детей. Он и слушать не желал.

– Конечно, они не стали, – подтвердил корректор. – Просто начали выдавать разрешения, придумали экзамены. Позволили вносить изменения в генетический код. Разумеется, в лучшую сторону. А еще позволили украшать детей. Именно поэтому вы связались со мной?

– Вы не ответили на мой вопрос, – возразила я.

Мне не нравилось, когда говорили с усмешкой. Корректор Кир производил впечатление приличного человека, с его гладкой кожей, ухоженными ногтями и вкрадчивым голосом, но он издевался надо мной.

– Я тоже могу бросаться аргументами. Вы не хотели записывать меня на прием. Но когда услышали про эксперимент, сразу поменяли решение.

– Я поменял решение потому, что вы грозились наложить на себя руки. Подобного я позволить не могу, все-таки я врач. Да, я член партии, о чем вам уже поведала госпожа Адамс, оттого и позволяю себе немного иронии. Поверьте, мы подшучиваем друг над другом на важных собраниях, как все нормальные люди. Но в первую очередь я врач, я забочусь о здоровье граждан и, кстати, не могу разглашать конфиденциальные данные о пациентах.

– Значит, я ухожу.

– Не глупите, Карен. Вы нашли меня. Вы пришли сюда. – Он делал акцент на слове «вы». – Вам что-то от меня нужно? Давайте так. Я говорю вам: да, она часть эксперимента. Но не как вы. Она носит под сердцем желанного ребенка. Просто хочет, чтобы у него было больше шансов выжить. Ваша очередь.

– Я хочу проверить его, – я указала на живот, – ее. Это девочка. Проверить и откорректировать.

– Нет.

– Я заплачу, у меня есть деньги, поверьте. Мой муж…

– Весьма наслышан о нем. И все же нет, карьера дороже нам обоим. Если я сорву государственный эксперимент, сами понимаете.

– Зачем вы тогда согласились принять меня? – Я развела руками, обида подкатила к горлу.

– Любопытство, госпожа Дэвис, – моя главная слабость.

Что-то надорвалось внутри, живот затвердел, дыхание перехватило.

– Вам плохо? – Корректор тут же подбежал ко мне.

Трясущимися руками я достала из кармана сложенный вчетверо листок:

– Посмотрите.

Он скользнул взглядом по распечатке.

– Откуда это у вас? – Он потряс листком. – Вам не положено знать.

– Пожалуйста. – Слезы душили меня, но я держалась. – Проверьте. Это было в почте мужа. Он скрывал от меня пять месяцев. Я воспользовалась старым способом, перенесла слепок из его Миража на бумагу, чтобы он не отследил, не