Восьмой район - Алиса Аве

куда молодой специалист Кир устроился работать после десяти долгих и увлекательных лет обучения в медицинском университете. Кира взяли в престижный центр, предлагающий лучшим из лучших слоям общества новые медицинские технологии. Кир умел исправлять ошибки, о чем кричал список его рекомендаций, заслуг и оценок. Он видел изъяны, допущенные природой, находил скрытое в скрытом.

Я скользила по памяти Кира. Захлебывалась горечью, поднимающейся из его души. Тогда на этаже не было сада, но кабинет приобретал будущие очертания. Он показал мне будний день, к тому времени его перевели на должность ведущего корректора.

Любимый бонсай сизигиум наконец-то расцвел, Кир откинулся в кресле, разглядывая пушистые розоватые соцветия. Он обожал растения, считал, что они обладают душой, почти как у людей. В кабинете корректора разместились естественные, немодифицированные растения, усовершенствований ему хватало. Дверь открылась, Кир подобрался, выложил вперед руку, поигрывая пальцами с идеальными, блестящими ногтями. Пациентов предпочитали называть клиентами, муж и жена принесли ребенка на исправления.

– Внести изменения.

Выемка на панели прищелкнула, одобрила или осудила, Кир наделял предметы живыми чертами, отсчитала очередное исправление. На вогнутой линзе замелькали изображения. Виноградной лозой заплелась цепь ДНК, раскрылась, отцепив звенья нуклеотидов. Неправильный ген – мальчишка родился с недостатком, родители прибежали к корректору. Пальцы отбивали чечетку по панели, редактирование и удаление происходили на автомате. Потребовалось много усилий, чтобы избавиться от привычки кивать перед внесением изменений, – кивок придавал уверенности. Изъять поломку, набрать нужный код, соединить, сохранить.

– Жалею, что не согласилась на внутриутробную процедуру. – Родители следили за процессом. Мать, конечно, хотела стоять там, за толстым стеклом, у прозрачного инкубатора, держать розовую ручку, целовать сморщенные пальчики. Или хотя бы с замиранием сердца вдыхать сладкий воздух. Дети для матерей пахнут счастьем, считается так.

– Он ничего не запомнит. – В обязанности корректоров входило успокаивать родителей.

– Мне объясняли, что на момент закладки генома плод не ощущает… дискомфорта. Я испугалась, вдруг ему больно?

– Бояться нормально, – подал голос муж. – Зачем ты мучаешь себя? Второго ребенка запрограммируем до рождения. Как хорошо, что все поправимо!

Они обнимались. Убеждали друг друга в благополучном исходе, планировали второго. Хорошая семья.

– Спасибо, доктор, что бы мы без вас делали!

– Правильнее называть меня корректором.

Ребенка вынесли через час после процедуры, медсестра передала мальчика матери:

– Результат проявится через два дня. Послезавтра проснется и взглянет на мир новыми глазами!

Она ворковала с мамочками и кривила губы, когда разговаривала с нерадивым молодым корректором.

Малыш причмокивал, проголодался. Мать разломила канюлю с питательным раствором.

– Недавно читала, есть люди, которые до сих пор практикуют смеси. – Женщина потерлась носом о лоб младенца, рассмеялась. – Кто знает, может, и грудь дают!

Муж выкашлял ответный смех. Клиенты ушли, расставшись с изрядной суммой и страхом, что ребенок недостаточно красив. В моду вошли сиреневые глаза.

Кир вывел на экран карту следующего пациента. Предстояло исправить серьезную ошибку, ошибку любви – полностью заменить отцовские гены. Образец данных желаемого биологического отца доставили три дня назад. «Ну хоть эта пришла до рождения ребенка!» – подумал Кир. В мединституте он грезил о работе корректором, мечтал выискивать недочеты природы, изменять жизнь до того, как она начнется, давать надежду. Пороки сердца, наследственные заболевания, предрасположенность к Альцгеймеру или сахарному диабету. Астма, синдром Дауна и непостижимая прогерия. Пришел в клинику окрыленный мечтой, погрузился с головой. Дарил будущее, корректируя упущения природы и восхищаясь ее гениальностью. Он сохранил старые карты пациентов. Перелистывая их, почти медитировал. Набирался сил, прежде чем открыть карты действительных клиентов Клиники дизайна будущего образа. Название поменяли позже, Perfectum звучало притягательнее. Заявление по собственному отклонили, повысили оклад, предоставили совершенную технику.

– Внести изменения.

Панель поддавалась нажатию пальца, душа продавалась по высокой цене.

Я буквально вселилась в корректора Кира, с Карен подобного не случалось. Связь с прошлым усиливалась, я видела события жизни Кира в прямом смысле из его головы.

Почтовый ящик замигал письмом: запрос на альбинизм, подтвержденный начальством. Кому-то захотелось белоснежного малыша с красными глазками, без плохого зрения, боли в суставах и угрозы ранней смерти. Кир ознакомился, переместил в папку «Декоративные дети». При всей гениальности природа не разбиралась в моде, тасовала стандартный набор генов и ошибалась. Он тоже не разбирался в моде, но умел исправлять ошибки.

Человек с искусственной кожей появился в тот же день. Кир поливал цветы, дверь мягко прошелестела.

– Прием окончен, – сказал Кир, не оглядываясь.

Он собирался заехать за женой и сразу в ресторан – отметить третью годовщину их семьи. Амелия обещала сюрприз, он тоже приготовил маленький подарок – бумажную книгу, она их любила. На этот раз какую-то старую антиутопию о мире, где людям присвоили коды и запретили любить друг друга. Кир представил, как вспыхнет радость в зеленых глазах, как она прижмет книгу к груди, станет перебирать страницы, вдыхать пыльный аромат. Ему не терпелось окунуться в неподдельные эмоции. И не важно, кто там явился в поздний час.

– Я знаю, ты работаешь до семи. Но Perfectum принимает до девяти.

На пороге стояли двое – директор Perfectum Коллинз и незнакомый человек с гладким лицом. Зеленоглазая радость померкла.

«Чтобы Коллинз лично сопровождал клиента, да к тому же придерживал дверь?» – Кир указал на кресла для посетителей, уселся, пробарабанил пальцами по столу.

Первым делом незнакомец придвинул к себе бонсай.

– У меня когда-то был подобный, – опередил он возмущение Кира, – простите, не удержался, ваш сизигиум прекрасен.

«Человек, любящий растения, заслуживает немного времени», – говорил взгляд директора. Коллинз подобострастно сидел на краю кресла, отказавшись от привычки развалиться нога на ногу. Он старался не смотреть на своего спутника, зато Кир пристально изучал его:

– У вас вторая кожа? Наложена криво.

– Люблю прямолинейных людей! Да, давнишняя травма. Без маски, – человек неопределенно повел пальцем у лица, – на меня не так приятно смотреть.

– Лицевые травмы, ожоги и прочее в Perfectum восстанавливают ровно за две минуты. Двадцать седьмой этаж.

– Ни к чему. Для меня это воспоминание о многочисленных ошибках. Урок жизни на лице, так сказать.

По рукам Кир понял, что незнакомец стар и болен, – они тряслись. Кисти испещряли коричневые пятна, ногти были желтыми, тусклыми, правда, ровными, чистыми и без заусенцев.

– Ребенок уже родился или необходима внутриполостная коррекция? – Кир перешел к рабочему процессу.

Коллинз нервно хохотнул.

– Я что-то не то сказал? Ко мне обычно приходят за корректурой.

– Ну что вы, – незнакомец придвинул стул, предварительно смерив Коллинза презрительным взглядом, – я привык, что меня везде узнают. Гордыня стирает правила приличия. Спишем на то, что вы недавно в сфере генетических манипуляций.

– Пять лет.

– Пять лет, – повторил он эхом, – совсем юный и