Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

- Неуязвимость на грани бессмертия, - вздохнул Филипп.

— Две неудачные попытки самоубийства превратили мою жизнь в болезненное оттягивание мгновения, когда кто-то наконец сможет меня прикончить.

— Можно как-то остановить... все?

— Остановить Зверя в проклятой крови? – Варган рассмеялся.

– Ты знаешь ответ, брат.

– Мне жаль.

– Не стоит.

Помолчали.

– А ты что?

– Что? – не понял Северин.

Филипп наклонился к собрату, понюхал воздух возле него.

— Чувствую, — ноздри ловили малозаметный, но мерзкий запах, напоминавший гниль. — Ты слишком долго пробыл в Потойбичче. Оно проникло твое тело.

– О чем ты говоришь?

Смотрит исподлобья. Действительно не знает, притворяется ли?

— Ни один человек не жил по ту сторону так долго, как ты, Щезник. Мертвый воздух мертвого края оставляет отпечаток на смертном теле. Не может не оставить, – ответил Филипп. — Прислушайся к собственному самочувствию.

- Со мной все хорошо, - твердо ответил Чернововк.

– Как скажешь, – Филипп подставил волосы порывам ветра.

— Может, ты до сих пор способен исцелиться... в отличие от меня.

Северин уехал без ответа. Ему всегда было тяжело принять неприятную правду, до которой он не добрался. Пройдет несколько дней, и он все поймет.

Приближались к Киеву. Мирные паланки остались позади, теперь всюду дышало близкой войной. Нахмуренные села, настороженные города, забитые гостеприимные дома, постоянные разъезды сердюков, нехватка продовольствия, высокие цены. Пригодились деньги, вырученные за скакунов убитых борзых, которые всех троих продали по дороге в Чортков.

На вооруженный отряд смотрели искоса: несмотря на усилия усиленных патрулей, на дорогах хозяйничали банды грабителей и мародеров. Никто не радовался в летнее время — все тревожно всматривались в восток, откуда катились волны выселенных войной людей. Именно для них возле больших перекрестков за средства общины в каждом паланку разбили лагеря, которые мгновенно переполнились и превратились в места подпольной торговли, бесконечные кражи, пестрые знакомства и живое общение.

В лагере неподалеку от Коростышева характерники решили остановиться на ночлег.

- Нет-нет-нет, - подбежал потный мужчина, как только они спешили. - Мест нет! Пищев нет!

– Не переживайте, уважаемый, – ответил Северин. — Заночуем под открытым небом, еду собственную. Нам только водички, и дерево на костер желательно.

Распорядитель облегченно вздохнул. Он ожидал очередного скандала, от которого сильно устал.

– Воды – хоть залейтесь, – он махнул рукой налево. — Оно там кухни стоят, черпаки-ушаты есть, только вы не воруйте, христом-богом прошу.

– Нам они ни при чем, – заверил Филипп.

– Все так говорят! А потом каждое утро несколько не досчитаешься, — ответил распорядитель. — Рядом с водой дрова найдутся, а если хотите помочь — нарубите немного для других. Только...

— Топор не воровать.

- Вот именно, - мужчина кивнул. – А вы откуда идете?

— С Волыни мы, — буркнул Ярема из-под капюшона.

- Добровольцами.

- А-а-а, благородное дело, - мужчина с уважением посмотрел на их оружие, задержал взгляд на Катри, после чего раскланялся и побежал дальше.

- Отвратительное зрелище, - сказал Игнат, оглядываясь вокруг.

Лагерь опоясывали многочисленные повозки, груженые спасенным добром. Повозки ставили так, чтобы огородить площадку для костра и место для выпаса животных. Стоек или отрядов в лагере не было, все держали драгоценную скотину возле себя, из-за чего повсюду слышалось ржание, моргание, хрюканье, и все это объединял мощный запах навоза. Запах ухудшали нечищенные выгребные ямы, которыми, правда, пользовались только добросовестные, а остальные просто ходили к полю, из-за чего передвижение вокруг лагеря требовало немалого внимания и осторожности. К они добавлялось густое разноцветие пота: мужского и женского, старческого и молодого, свежего и застоявшегося. Недаром эти лагеря в народе прозвали свинарниками.

За повозками скопилось три десятка больших палаток, набитых напутниками. Все сидели или лежали на сумках и клочьях, защищая добро от воришек, и горе тому, кто прибыл сюда одиночеством. Кому места в палатке не хватило — устраивались между ними, игнорируя требования распорядителей освободить проходы и не препятствовать двигателю. К сердцу лагеря - кухне, где в огромных котлах готовились питательные блюда - тянулась длинная плотная очередь, в которую кто-то вечно пытался вскочить. Нахал проучали кулаками, после чего они уныло искали хвоста неприветливого человеческого змея, извивавшегося по всему лагерю, занимали место, а затем первыми бежали избивать новых нахал. Отдельные смекалки продавали места в очереди за медяки.

Возле кухни разместились небольшая часовня и штаб распорядителей, которые дневно и нощно пытались навести хоть какой-то порядок в постоянном движении сотен незнакомцев, которые, со своей стороны, не желали прислушиваться к каким-либо советам относительно собственной жизни.

Еще одна гримаса войны.

– Пойду за водой, – Северин размял одревесневшую после долгой езды спину. - Эней, составишь компанию? Коням тоже нужно принести.

– Только узнаем, где здесь наливают, – не противился Игнат.

— Я пойду за дровами, — решил Ярема.

– Займусь лошадьми, – сообщила Катя.

Филипп созерцал, как они расходятся по делам. Обычно он помогал справляться с лошадьми, однако в последнее время они двигались — даже собственная кобыла каждый раз сопротивлялась и пыталась грызнуть. А Буран не боялся бы, подумал Олефир. Старый добрый Буран... Все остальные, по сравнению с тобой, недостойны ломаного шеляга клячи.

- Присмотришь Павла?

– А ты куда собрался? – удивилась Катя.

— Хочу между людьми уйти. Давно уже не был среди людей.

Она кивнула, складывая садилась рядом.

— Как ты имеешь? - спросила невнимательно.

Мыслями Катя была с дочерью.

— Не бойся, никого не разодраю.

После полнолуния всегда легчало, но уже через несколько дней натягивались незримые струны, сжимались на шее удавкой, человеческое тело становилось неуклюжим и чужим, граница между формами стиралась...

— Павлин, ты остаешься с Искрой. Хорошо? Жди здесь. Я скоро вернусь.

Савка помахал обеими руками в знак согласия.

Между повозок россыпью горели костры, и приятный запах дыма приглушал вонь. На треногах булькали казанчики, от них вкусно тянуло горячим вареньем. Незаметным одиночкой Филипп шел между костров, возле которых готовили, ели, пили, курили, разговаривали. Визгливыми стайками играли дети, безразличные к неинтересным взрослым разговорам; за ними бегали собачки, которых добросердечные хозяева не бросили на произвол судьбы. За телегами, между палатками, костров не курили: из-за риска пожара открытый огонь запрещался под угрозой немедленного выселения, и у огня были разве что распорядители, поэтому здесь царили сумерки. Огни лагерной кухни разгоняли мрак, манили аппетитными запахами.