Родная партия - Глеб Ковзик

– Ничего мы не сработаемся, – Володя сбросил с себя руку Курочки. – Чмошника… валить надо.

– Простите? – теперь уже я не знал, как вмешиваться. Дело резко разгонялось до неконтролируемой стадии. – Тебе бы отдохнуть, Владимир, много косячишь сейчас.

– Ты… помолчи. Это из-за такая возможность пропала.

– Володь, остынь. Не прав ты. Ну получилось так, – попытался утихомирить Курочка. Похоже, он и сам теперь не рад происходящему, быстро протрезвел и пытался утихомирить.

– А чего остынь? Ты тоже такой, как эта сволочь. Ты же сам сейчас мне в ухо шептал, как важно дружить с Озёровым. Вы – два чмошника. Один вбежал в кабинет Мишину, а второй… держал в кабинете Елфимова. Вы думаете, что самые умные на этой планете, а? – тело Володи снова качнулось.

– Ты надумываешь, – ответил я.

– Ничего не надумываю. Чмошники. Да вы знаете, кто я?!

С этим пора кончать. Я решил ретироваться, чтобы не усиливать явно назревший конфликт. Нужно было вернуться домой и заняться идеей к фестивалю.

Но тут Володя резко толкнул меня, прямо двумя руками. Коля быстро перехватил мое летящее тело. Курочка дернул за пиджак буйного, громко затрещала ткань, и пьяный Ручков, силясь изо всех сил добраться до меня, с отрывом рукава утратил опору.

Он так и полетел нам навстречу, только Коля уже не успел его зацепить. Влетя в перила, Ручков слишком резко выпал вперед, не удержался и с криком обрушился на бетон. Раздался отвратительный звук, и всё резко затихло.

– Что это было? – Курочка замер с оставшиймся рукавом.

– Живо вниз! – скомандовавший Коля чуть ли не прыжками спустился на первый этаж, выбежал наружу и принялся осматривать тело.

– Это невозможно, – я в ужасе смотрел на затихшего Володю. – Это просто невозможно. Такое не должно было случиться.

– Успокойся, не реви, – Коля перестал прикасаться к телу. – Готовый он.

– Это невозможно! Проверь ещё раз. Вдруг он жив? Надо скорую вызвать.

– Какая скорая? – разозлился Коля. – Серый, займись своим другом.

Курочка быстро затараторил что-то невразумительное. Он был напуган ещё больше, чем я. Пытаясь понять, что делать дальше, я обратился к Коле, у которого опыта в экстремальной ситуации побольше.

– Если сообщим в органы, нам всем конец, – отрезал он. – Так что думайте, вы тут башковитые.

– Скрыть? Он же кто-то там из комсомола, ты с ума сошел? – у Курочки глаза налились слезами. – Мы пропали. Моей карьере конец. Всё коту под хвост, да ещё из-за какого-то придурка. На кой черт ты его вообще пригласил?

– Мне посоветовали с ним связаться по одному делу. Да какая разница? Давайте решать уже, что делать.

– Чья дача? – спросил я.

– Моя. Ну, в смысле дальних родственников, которые в Академии наук.

– Понятно. Ты с этим Володей сделку проводил?

– Нет, не успел.

– А что планировалось?

Коля некоторое время молчал, обдумывая.

– Скупка ювилерки. Он хотел со мной договориться об этом.

Я пораскинул мозгами. Давай, Андрей, быстренько всё обдумай. История получилась наисквернейшей, но действовать придется в любом случае. Нельзя запороться. Черт с этим придурочным Ручковым. Потом поплачу из-за его глупой смерти.

– Кто ещё знает об этой встрече? – уточнил я, пытаясь понять, есть ли возможность замкнуть произошедшее на нашей тройке.

– Кроме тех, кто ещё был на даче и уехал, больше никто. Я старательно не свечусь, – Коля вытер платком пальцы от крови.

– Что ж. Шанс есть.

– Ты так считаешь?

– Да. Обидно признавать, но тебя ограбили, Коль.

– Чего? – лицо Коли сморщилось.

– Нам придется поступить радикально, – продолжил я. – Инсценировать взлом и ограбление дачи. Дом сгорит, куда деваться.

– Что?!

– Коля, или ты предпочтешь оставить следы? Чем меньше останется следов, тем лучше. Этот товарищ Ручков напился, поконфликтовал с нами, мы разъехались. От обиды и комплекса неполноценности он захотел отомстить. Вернулся обратно. Выломал входную дверь. Извлек драгоценности, золото, или что у вас там имеется. Перед уходом решил поджечь дачу, чтобы замести следы… Бензина плеснул слишком много. По глупости отрезал себя от выхода. Полез на балкон.

– Сказки! Так не бывает, – запротестовал Курочка.

– Замолчи, просто замолчи. Он застрял на балконе, да. Пытался спастись, по пьяни думал, что прыжок будет относительно безопасным. Ведь пьяному море по колено, так? Прыгнул неудачно. Помнишь, как он рванул?

Коля молча кивнул.

– Ну вот. Прыгнул и черепом об бетон. Неудача. Потрачено. Конец игры.

– Это не поможет, – Курочка не унимался.

– Если есть другой вариант, предлагайте. На улице июльская ночь, не замерзнем.

Коля, помешкавшись с минуту, пошел в сарай. Вышел он оттуда с топором и канистрой.

Если прижали в угол, то работать надо дерзко, чтобы не было обидно. Спасибо за урок, Леонид.

Водитель проплакался, успокоился, перестал причитать. Я молчал. Мы уже час сидели в ожидании чего-то неизвестного.

– Леонид, когда они заберут запись?

– Завтра должны. Но вы же сами понимаете, могут в любое время прийти. Вы простите меня, Андрей Иванович. Если бы не Лира, то сразу сообщил.

– Вы знаете, зачем чекисты меня подслушивали?

– Нет. Мне только приказали.

– Ясно.

Снова молчание. На часах без пяти минут три часа ночи. Время бесконечно тянулось. Я смотрел на морщинистую шею Леонида, пытаясь мысленно сосредоточиться, найти хоть какую-то лазейку.

– Они ведь заставили меня, – продолжил водитель. – Всё из-за сына. Он в Афганистане пропал. Пообещали разыскать, а сами подсунули устройство.

– Это несправедливо.

– Конечно! Простите меня. Вы так изменились в последнее время. Андрей Иванович, вы стали так добры, и я подумал: “Может быть он мне поможет?”

– Чтобы вам помочь, мне нужно избавиться от этой записи, – сказал я, указывая кивком на продемонстрированный магнитофон.

Молчание.

– А вы правда поможете? – с надеждой спросил Леонид.

Я ответил положительно. А что мне оставалось делать? Находясь в ловушке, и не на такое согласишься.

– Есть варианты избавиться от неё? – спросил я.

– Вчистую? Нет конечно. Вопросы зададут всё равно, – Леонид чесал вспотевший лоб. – Тут надо смекалисто работать. Есть одна идейка.

– Говорите.

– Да что говорить, если скажу, то вы откажетесь, – он обернулся, чтобы посмотреть мне в глаза. – Доверяете мне на все сто?

Я