Родная партия - Глеб Ковзик

До меня дошло, что наголову разбил его попытку поиграть в политику. На радости подпрыгнув, я удовлетворенно пошел в свой кабинет, мурлыча простой мелодией.

Глава 14. Покалеченные судьбы

Почти сразу после отъезда Лигачева мне устроили форменный разнос. Звонок прозвенел на телефоне Татьяны, одновременно затрещал и мой. Не успел поднять трубку, а уже послышался окрик.

Мишин не стеснялся в выражениях, оценивая поступок как грубейшее нарушение партийной и комсомольской дисциплины. Меня вызвали в кабинет к первому секретарю – немедленно, бросая все возможные и невозможные дела. Зайти внутрь ещё удалось в спокойном состоянии, но выйти пришлось в состоянии полностью выжатого человека.

Мишин врубил на полную мощность режим агрессивного босса, недовольного “отсутствием субординации”. Я почувствовал сильное напряжение: в моем времени, поговори со мной так начальник, на его столе через десять минут лежало бы заявление с подрисованным мужским половым органом. Но в СССР положение строго зависит от наличия должности, от статуса в номенклатурной иерархии, и потеря даже комсомольского поста приведет к концу. Хочешь спасти мир – выслушивай нотации в советском духе.

Крик был настолько громким, что возле кабинета собрались люди. Больше всех происходящему радовался Елфимов: уже после моего пропесочивания Курочка рассказал, что тот звенел от счастья и возникшей перспективы избавиться от конкурента, намекая на скорый исход.

Естественно, мечты остались мечтами. План Елфимова по удалению меня из комсомола абсолютно провалился, а ругань Мишина останется только пустым окриком. В этом я полностью уверен. От Лигачева дано партийное указание по исполнению задуманной политической акции. Да-да, Егор Кузьмич так мою задумку и обозвал – политическая акция. Мне без разницы, как она будет зваться, лишь бы результат имелся. И он даже сейчас превзошел мои ожидания.

Теперь Мишин со мной в вынужденной связке. Как мне кажется, никто из руководителей не захочет потерять репутацию из-за плохих подчиненных. Лигачев вряд ли оценит по достоинству ситуацию, когда в комсомоле заведующий агитпропом секретарь ЦК берется за задачу, а потом со свистом её проваливает. Ведь какой вывод произойдет в отношении Мишина? Оргвывод, разумеется.

Но ставки выросли и для меня. Уже не отозвать свои слова, не отступить и не сдаться. Разочаровать члена Политбюро ЦК КПСС, да ещё и второго человека в партии, на мой взгляд, просто непозволительно. Другого шанса может не быть. К тому же на пятки давит КГБ. Вчера прослушивали, сегодня добились увольнения из комсомола, а завтра арестуют под предлогом антисоветской деятельности. В квартирнике у Штейнберга побывал, должны были зафиксировать. Стоит предположить, что могли подслушать и другие разговоры. Я в этом мире неизбежно говорю как антисоветчик или западник.

Впрочем, был ли у меня выбор? Иногда кажется, что состоялись выборы без выборов. Давление извне влияло на ход моей мысли, на принимаемые решения, на само поведение целиком. Часто в этом мире я действовал скорее вынужденно, нежели осознанно. Кто бы вообще спросил из советских людей, чего хочет на самом деле Андрей Григорьевич…

– Какое ещё осознанное поведение, какие ещё ветряки? – голос Мишина всё ещё звенел в ушах. – Как можно было додуматься до такого? Как можно было вбежать в кабинет, игнорируя требования Валентины Павловны? Вы совсем совесть потеряли, она же вам в бабушки годится. И всё это происходит прямо перед фестивалем!

– Уверен, что в научно-популярной литературе найдется обсуждение таких тем, – защищался я.

– Вы бы ещё “Технику – молодежи” подсунули Лигачеву. Головой надо думать, Андрей! Это член Политбюро ЦК! У него информированность в таких темах куда выше, чем журналов. И вы предложили ему такое, совершили непростительную и бездумную инициативу. Последствия будут такими, что никакой звонок отца уже не поможет. Вы понимаете, о чем я?

– Виктор Максимович, задача комсомола в том, чтобы молодежь активно работала, добросовестно и с полной отдачей. Михаил Сергеевич ведь что на апрельском пленуме партии сказал? Необходимо ускорение социально-экономического развития страны. Мы же на совещании не единожды обсуждали, что нужно учесть решения апрельского пленума.

– Да при чем тут это, Андрей? – разъярился первый секретарь. – Ты подставил весь Центральный комитет комсомола!

– При том, Виктор Максимович, что наша инициатива полностью этому содействует. И в выигрыше окажемся все мы, а не только я. Моя инициатива служит сугубо интересам партии и государства. Беспокойство излишне. Справлюсь, честное слово.

Мишин наконец умолк. Говорить больше нечего. Он сложил руки словно в молитве, сосредоточился на чем-то. Я спросил, могу ли уйти, в ответ только тишина.

Я знал, на что шел. Но готов ли понести жертвы за свое геройство?

– Ты меня с ума сведешь, Андрей, – Курочка похлопал по плечу, пытаясь ободрить. В моем кабинете мы собрались вдвоем, Татьяна обещала скрыть факт нашего местонахождения. – Совсем уже со скуки одичал. Иногда думаю, лучше бы ты оставался кутежником, чем творил такие выкрутасы!

– Да брось, всё будет хорошо.

– Какой брось? Лигачев не просто так сюда приезжал. Ты нарушил план целой группировки! Елфимов, думаешь, просто так стоял и сторожил дверь Мишина?

– Всё узналось внезапно, Курочка. Ты подсказал, Татьяна упомянула, мой мозг всё сложил в одну картинку.

– Ты и планы Мишина нарушил…

– Чушь. Каким это образом?

– Я думаю, они делали ставку на своего человека. Планировали познакомить с Егором Кузьмичом, предложить кандидатуру на рассмотрение.

– Сергей Георгиевич, откуда такие познания? – я был недоволен другом. Слишком плохо налажена между нами коммуникация. Мне нужно получать информацию – быстро и скрытно, и намного быстрее, чем оппоненты. Сейчас удалось обыграть группу Елфимова. Черт знает, кто стоит за ними, может сам Лигачев. – Почему узнаю так поздно?

– Да это мои предложения, Андрей. Ну скажи, зачем внезапно приглашать малоизвестный кадр из провинции, под самую встречу, внеплановую к тому же, с Лигачевым? Уж если у нас происходит совещание с секретарями ЦК, то всех на уши ставят, а тут узнают буквально единицы.

– Тогда понятно, почему Мишин настолько зол.

– Ты спутал ему карты, – Курочка налил себе воды из графина, выпил и вытер рот рукой. – Всю последовательность разрушил. Наверное, ему пришлось представлять уже тебя как того самого кандидата, ради которого были устроены смотрины.

– Что ж. Спасибо тебе за то, что удержал в кабинете