Деньги не пахнут 7 - Константин Владимирович Ежов

Пока публика спорила, обсуждая риски и шансы, с подиума прозвучало новое объявление:

– Частное направление Pareto сосредоточится на инвестициях в стартапы, совмещающие медицину и искусственный интеллект.

"ИИ?" – эхом отозвалось по залу.

Тишина на миг стала плотной, как бархат. Год был 2015-й – искусственный интеллект ещё казался игрой футуристов, а не движущей силой мира. Да, уже слышались слова о глубоких нейросетях, машинном зрении, распознавании речи, но всё это напоминало черновики к будущему, а не завершённые произведения.

Тогдашний рынок не спешил верить. Гиганты вроде Google скупали перспективные компании, но большинство проектов оставались в стадии "исследований", "проб", "экспериментов".

– Пузырь, – шепнул кто-то сзади.

– Всё это уже было – интернет, 3D-принтеры, и чем кончилось? – заметил другой, устало пожимая плечами.

Но где-то в воздухе, под этим скепсисом, уже витало предчувствие. Как запах озона перед грозой.

Если искусственный интеллект действительно станет новой эпохой, то те, кто войдут первыми, соберут урожай, о котором будут писать учебники.

А на сцене свет мягко обрамлял фигуру Платонова. Голос звучал спокойно, уверенно, будто речь шла не о риске, а о чем-то предрешённом. И в этот момент зал ощутил, что речь идёт не просто о фонде. Речь шла о будущем, которое уже медленно входило в комнату, оставляя за собой лёгкий запах перемен.

Воздух в конференц-зале был сух, пах дорогим кофе и свежей бумагой. Тонкий гул кондиционера перекликался с шорохом одежды, скрипом кресел и тихими перешёптываниями инвесторов, сидевших рядами под ровным светом ламп. Каждый из них – человек, привыкший считать деньги быстрее, чем пульс, – пришёл сюда не ради красивых слов. Время здесь измерялось не минутами, а процентами прибыли.

Но Сергей Платонов говорил о вещах, которые не поддавались подсчёту. Его голос звучал ровно, как натянутая струна, отдаваясь в стеклянных стенах холодным эхом.

– Мы будем стоять на передовой инноваций, – произнёс он, глядя в зал поверх очков. – На пересечении медицины и искусственного интеллекта. Это направление станет ключом к созданию персонализированной терапии. И действовать нужно сейчас.

Слова звучали уверенно, обволакивая присутствующих, будто мягкий дым. Кто-то кивнул, кто-то скрестил руки на груди. Пока всё шло по привычному сценарию: амбиции, технологии, большие обещания.

Но потом Сергей сказал то, от чего воздух будто сгустился.

– Искусственный интеллект – не просто технология. Это вопрос того, каким мир мы хотим видеть. Прибыль важна, но не может быть самоцелью. Мы обязаны думать об этике, предотвращать бездумную гонку и безответственное использование. Наш фонд станет примером – как совместить этику и доходность.

Слова о морали разрезали воздух, как нож по стеклу. В первых рядах кто-то хмыкнул, кто-то перестал записывать. Для большинства, собравшихся под этими лампами, всё сводилось к одному: цифры, отчёты, дивиденды. Этические принципы в их глазах стоили не дороже бумаги, на которой печатались контракты.

"Почему он так упирается на этику?" – проскользнуло в зале.

"Слишком наивно…" – едва слышно бросил кто-то из угла.

Но Сергей знал, зачем говорил именно так. В грядущую эпоху искусственного интеллекта этическое лидерство станет оружием посильнее любого капитала.

Через десять месяцев на горизонте появится организация, способная перевернуть рынок. Не корпорация – нечто большее. Некоммерческое объединение, созданное ради исследования "AI for humanity". Так родится "Next AI" – проект, который изменит всё. Их новая модель GPT обрушит старые устои, заставив инвесторов пересматривать сами законы рынка.

Цель Сергея была проста и дерзка – войти в число основателей "Next AI".

Но туда не принимали просто с деньгами в руках. Нужны были репутация и принципы. "Next AI" допускал к себе лишь тех, кто разделял их идею – безопасный, этичный искусственный интеллект. Хедж-фонды, гонящиеся за быстрой прибылью, даже не рассматривались.

И потому Платонов так тщательно строил свой имидж – защитника справедливости, борца с корпоративными махинациями, человека, которому можно доверять. За ним уже тянулся след громких поступков: разоблачение мошенников в "Теранос", защита пациентов с редкими заболеваниями, выступления за равенство. Всё это было нужно.

Но за внешней моралью скрывалась холодная стратегия.

Он знал: большинство инвесторов не увидят дальше собственной выгоды. И именно поэтому он не собирался давать им выбор.

– В предстоящие две недели, – произнёс он, глядя прямо в камеры, – новые партнёры смогут войти только при условии инвестиций и в хедж-фонд, и в наш частный фонд.

В зале стало тише, будто кто-то убавил громкость мира.

Все поняли: это не предложение. Это приказ, завуалированный под возможность.

И в тот момент в воздухе запахло не только кофе, но и азартом. Сергей Платонов делал ставку – и, кажется, снова собирался выиграть.

***

Аэропорт Тетерборо, штат Нью-Джерси. Над бетонной полосой тянуло прохладой, пахло керосином и свежим ветром, который шуршал в лацканах пиджака и трепал края бумаг у дежурных механиков. Из-за белоснежного корпуса самолёта вышел мужчина в безупречном костюме – шаги чёткие, как отмеренные метрономом.

– Господин Платонов? Добро пожаловать. Меня зовут Эндрю, директор по продажам компании "Галфстрим", – произнёс он с лёгким поклоном и указал рукой на серебристый лайнер позади себя. – Сегодня покажу вам суть "G650ER"!

Самолёт, стоящий на солнце, блестел как отполированный металл старинного храма. В изгибах фюзеляжа отражалось небо – холодное, осеннее, с просвечивающими нитями облаков. Эта машина не просто летала – она будто жила. Именно её предстояло испытать сегодня.

Мысленно Сергей отметил: пора обзавестись собственным бортом. Хватит аренды и бесконечных споров с совладельцами о том, "не слишком ли это роскошно". Их тревоги можно было понять – ведь корпоративные деньги всегда под пристальным взглядом инвесторов. Но личный самолёт решал вопрос изящно и раз и навсегда.

К тому же возвращаться к первому классу теперь казалось пыткой. После приватных перелётов обычные полёты воспринималась клеткой, где воздух будто гуще и тяжелее.

G650ER должен был стать не просто наградой за пережитые годы борьбы, но и инструментом – домом среди облаков, где работа не останавливается даже на высоте сорока тысяч футов.

– Этот самолёт создан с одной целью, – с гордостью произнёс Эндрю. – Дарить абсолютный комфорт и продуктивность там, где земля уже исчезла под крылом.

Когда люк тихо закрылся за спиной, воздух внутри оказался другим – с лёгким ароматом