Повелитель стихий - Алекс Рудин

Он как будто не ожидал, что я замечу слежку. Да я бы ничего и не почувствовал, если бы не моя магическая способность. Но старик тут же попытался взять себя в руки.

— Это очень старое поместье, ваше сиятельство, — многозначительно сказал он.

— Неужели оно старше вас? — без улыбки поинтересовался я и почувствовал, как его растерянность усилилась.

Секунду мы молча смотрели друг на друга.

— Прошу вас за мной, — сказал дворецкий, — его сиятельство ждет вас.

Когда мы подошли к дому, я увидел, что старик меня не обманул. Дом и в самом деле выглядел очень старым. Нет, он не был похож на развалины, но кое-где на штукатурке змеились мокрые трещины, а у подножия серых колонн я заметил ярко-зеленые пятна мха.

И снова ощущение тревожного взгляда, на этот раз острое, словно удар. Я поднял голову и увидел, что в высоком окне третьего этажа шевельнулась занавеска.

В доме было тихо. Такое ощущение, что все его обитатели куда-то попрятались. Но при этом дом не казался нежилым. Возникло ощущение, что он затаился и не слишком-то рад моему приезду. Мы поднялись на второй этаж, и дворецкий постучал в дверь княжеского кабинета.

— Входите, — через паузу произнес из-за двери мужской голос.

Дворецкий открыл тяжелую створку, и я вошел в кабинет князя Разумовского.

Обстановка комнаты соответствовала возрасту дома. Вдоль стен стояла тяжелая громоздкая мебель из темного полированного дуба. За медной решеткой камина серебрилась зола. В дровнице лежали несколько поленьев.

Окна кабинета выходили в сад. И мне показалось, что деревья с любопытством заглядывают внутрь.

Князь Разумовский сидел за письменным столом, сцепив руки в замок на зеленом сукне. К его чести, князь даже не пытался сделать вид, что занят делами. Он просто смотрел в окно и о чем-то думал.

Когда я вошел, Разумовский сразу же поднялся, демонстрируя хорошее воспитание.

— Добрый день, господин Воронцов, — отчетливо произнес он и слегка наклонил голову.

С тех пор как я видел его в последний раз, князь сильно постарел. Залысины на его лбу стали больше. Разумовский настороженно смотрел на меня.

Под его взглядом я снова почувствовал, что за мной следят.

— Добрый день, ваше сиятельство, — ответил я. — Благодарю вас за то, что нашли время поговорить со мной.

— Прошу вас, — помолчав, сказал Разумовский и указал на старое дубовое кресло с кожаным сиденьем и высокими подлокотниками.

Я сел и откинулся на спинку. Кресло оказалось удобным. Наверное, вечерами князь сидел в нем возле камина — по крайней мере, я бы именно так и поступил.

Разумовский тоже сел и снова сцепил пальцы в замок, не сводя с меня глаз.

— Что вы хотели со мной обсудить, Александр Васильевич? — спросил он.

— Я говорил с вашей дочерью, Николай Александрович, — прямо начал я. — По ее словам, вы не очень обрадовались, когда она приняла Путь. Уверен, у вас есть для этого веские причины. Между влиятельными родами Империи всегда были и будут разногласия. Это политика, не так ли? Но я уверен, что политика не должна ломать судьбы молодых людей. Поверьте, когда я дал своим студентам возможность принять Путь, я не собирался настраивать их против семей. Елена Николаевна очень талантлива. Она открыта к магии, и ей непременно нужно учиться. Вы не успеете оглянуться, как она превратится в сильного мага. Ее способности принесут пользу вашему роду.

Еще не договорив, я с удивлением понял, что мои слова совершенно не обрадовали князя Разумовского. Он сердито нахмурился, затем резко отодвинул кресло и поднялся. Заложив руки за спину, Разумовский прошелся по кабинету и зачем-то выглянул в окно.

Я спокойно наблюдал за ним и почувствовал, как именно в этот момент ощущение слежки ослабело, но не исчезло совсем.

— Моей дочери не нужны чудеса, — резко сказал князь, поворачиваясь ко мне. — Ей нужно всего лишь закончить Императорскую академию. Не больше. Получить приличное образование. Затем моя дочь выйдет замуж и будет жить обычной счастливой жизнью.

Разумовский сердито скривил губы.

— Ведь это вы расстроили ее свадьбу с Михаилом Долгоруковым, — сказал он, но тут же спохватился. — Впрочем, господин Воронцов, я вас не виню, так уж сложились обстоятельства. Но я категорически против того, чтобы вы втягивали мою дочь в магию.

Голос князя звучал неприязненно, но под этой неприязнью я почувствовал страх и понял, что Разумовский боится за свою дочь.

— Втянуть человека в магию против его воли невозможно, — с мягкой улыбкой напомнил я, — так же, как и уберечь от магии. Уверен, вы знаете это не хуже меня. Каждый одарённый договаривается с магией один на один.

— Чушь! — прорычал Разумовский, глядя прямо на меня.

Я увидел, что руки князя дрожат. Разумовский тоже это заметил и опёрся на стол. Он смотрел на меня с яростью, как будто хотел задушить.

— Судьбу своей дочери буду решать я, — почти выкрикнул он. — Только я, и больше никто.

Кажется, мои слова напугали его еще больше. Почему-то князь до смерти боялся, что Елена свяжет свою судьбу с магией.

Но откуда в нем такой страх? Пытаясь сообразить, что происходит, я вдруг услышал за дверью легкие торопливые шаги. Похоже, кто-то подслушивал наш разговор, а теперь убежал.

Кто это был?

Точно не дворецкий, его шаги были куда тяжелее. Неужели Елена не поехала сегодня в академию и осталась дома?

Я бросил острый взгляд на князя Разумовского. Он тяжело дышал, в упор глядя на меня. Похоже, шаги за дверью князь не расслышал.

Вежливо улыбнувшись ему, я послал зов Валериану Андреевичу Чахлику.

— Скажите, Валериан Андреевич, была ли сегодня на занятиях Елена Разумовская? — беззвучно спросил я.

— Нет, сегодня я не видел ее, — сразу же ответил Валериан Андреевич. — Что-то случилось, Александр Васильевич?

— Нет, все в порядке, — ответил я. — Спасибо.

Видимо, пауза в разговоре помогла князю Разумовскому немного прийти в себя. Он выпрямился, пытаясь вернуть себе уверенность.

— Вижу, что наш разговор не складывается, господин Воронцов, — изменившимся тоном сказал он. — Впрочем, ничего другого я и не ожидал. К сожалению, мне придется забрать дочь из вашей академии. Завтра утром я пришлю вам официальное письмо.

Разумовский старался говорить непреклонно и при этом смотрел на меня, как будто ожидал, что я начну возражать.