Последнее дело инквизитора. Полюбить Тьму - Константин Фрес

Ведьма ворожила; призывала ли она своих мертвых слуг или закрывала покрепче двери за своим повелителем, кто знает.

Ясно было одно: она своими не худым телом словно загораживала проход на второй этаж, и, разумеется, делала это нарочно. Ее хозяин еще не ушел так далеко, чтоб оказаться в безопасности. И она всячески препятствовала тому, чтоб погоня за ним поспела.

— Инквизитор, — произнесла она отвратительным голосом. Таким голосом злобные капризные старухи мотают нервы добрым людям. — Кто вас звал сюда… да еще и с псами! В приличном обществе на собак полагается надевать намордники! Одни блохи, мусор и грязь от них!

Оборотни заворчали, вздыбив шерсть на загривках. А Густав даже подпрыгнул от обиды; в его светлых волчьих глазах засветилась почти детская обида, отчего огромный, грозный оборотень стал до смешного трогательным, как незаслуженно наказанный щенок.

Но подойти к старухе не решился никто.

От фиолетового тумана, что полз по ступеням, дохли налету мухи, черви и термиты, что точили старое дерево, выбирались на поверхность, извиваясь и корчась, и тоже дохли, ссыхаясь. От них оставались лишь иссушенные оболочки.

И Тристан почувствовал прикосновение старости и увядания, и отступил на шаг, с неудовольствием морщась. Пожертвовать молодостью, здоровьем ради драки с этой гнусной особой? Не хотелось бы… Она способна была вычерпать его досуха, до самого дна, за считанные минуты.

— Прочь, прочь, вон! — не унималась старуха. — Уберите, выгоните его вон! Никогда не знаешь, чего ожидать от этого зверья! Искусает!

— Ага, — произнес Тристан. — Хозяйка Крысобоев. Зря стараетесь; ваши слуги уничтожены, мадам. И вам лучше отойти с моего пути и не делать вид, что вы всего лишь невинная старая женщина. Мои… гхм… спутники вас не тронут, они не кусаются без надобности.

Старуха прищурилась, отчего ее неприветливое, злое лицо стало еще гаже.

— Не кусаются? Скажите это кому другому! С этими тупыми животными никогда не знаешь, как они себя поведут!

— Заберите-ка свои слова обратно, мадам. Вы становитесь наиболее отвратительны, когда пытаетесь задеть. Вы же понимаете, что это оборотни, а не собаки.

— Оборотни! Так что с того? Те же вонючие животные… А вы не уважите мои седины? — насмешливо поинтересовалась она. — Спорите?! Непочтительный мальчишка… Никакого уважения к старшим!

— Мадам, — развязно ответил Тристан, — катитесь к черту с вашей сединой и вашими жалкими шестьюдесятью годами, проведенными на этой земле. Прочь с дороги. Я не стану вступать с вами в долгие споры.

Он решительно поставил ногу на ступеньку лестницы, и тотчас, словно по команде, выскочила еще одна старуха, седая, с узелком сивых волос на затылке, древняя и безумная.

— Что скажет бургомистр, — запричитала она, — вас накажут, инквизитор! Обижать старых женщин…

— А вот и повелительница крыс, — пробормотал Тристан. — Однако, добрый вечер, мадам!

Эта тоже ворожила.

Онемевшим от изумления женщинам показалось, что старухи втягивают, жадно всасывают душу Тристана, пьют торопливо его силу, пополняя свои истощенные запасы магии. Все же держать под контролем Крысобоев и самых крыс стоило им неимоверных усилий, и ведьмы здорово выдохлись.

— Прекратите, — негромко произнесла герцогиня. Обе старухи нервно вздрогнули. Сила, струящаяся от Тристана, перестала затекать в их жадные, протянутые к нему руки. — Приказываю вам прекратить и пропустить нас.

— Голос, — подозрительно проскрипела одна из них, та, что явилась второй. — Какой знакомый голос… чей он?

— Это голос той, что имеет право вами повелевать, — ответила герцогиня, выступая вперед. — Убирайтесь-ка с нашего пути, и сделайте это побыстрее. У меня заканчивается терпение, смотреть на это цирк неприятно. Инквизитор слишком добр к вам.

Старухи переглянулись и отвратительно захихикали.

— Ваше время ушло, — невежливо ответила та, что с красными волосами. — Мы больше не обязаны вас слушаться. Жак так сказал. Сказал — он не спросит с нас, если мы вас немного потреплем. С каким удовольствием, госпожа герцогиня, я сейчас могу послать вас в преисподнюю! Вечно ноющее, милосердное и жалостливое существо…

— Так значит, это недостаток? — холодно поинтересовалась герцогиня, игнорируя слова старухи о трепке.

— Милосердным не удержать сброд и мерзавцев в кулаке, — мерзко хихикнула седовласая старуха, глядя на герцогиню своими блеклыми, угасающими глазами. — И слезами ничьей души не разжалобить, нет! В нашем обществе, Ваше Темнейшество, нужно быть словно хищная крыса. Нужно быть готовым сожрать любого, если нужно. А вы, кажется, брезгуете подобным способом решения проблем? Ваша власть держалась лишь на слове Жака. Он велел вас признавать и подчиняться вам, но и ему надоела ваша совестливая жалость! Он вручил власть не тому, кто умеет ею пользоваться!

Герцогиня ничего не ответила. Маска на ее лице оставалась все такой же неподвижной, бесстрастной, но Тристан услышал, почувствовал, как по губам женщины скользит поистине адская усмешка.

Никто и слова не успел сказать, как она выступила вперед, одним движением вытряхнув из рукава клинок. Ее ноги ступали по скрипящим ступеням, смертельный туман рассеивался и ускользал из-под подошв ее туфель.

Насмехаясь над ней и не желая признавать ее власть, старухи позабыли о том, что все-таки в ее руках сосредоточена огромная темная магия, и их штучки против герцогини бессильны.

Старуха, повелительница крыс, громко вскрикнула, когда тело ее, повинуясь пассу руки герцогини, вдруг взлетело вверх. Острые носки ее туфель оторвались от скрипучих ступеней, старуха задрыгала ногами, теряя опору, с криками попыталась ухватиться за что-нибудь, но руки ее цапали воздух.

— Скажи теперь, — с недобрым удовлетворением произнесла герцогиня, — что милосердие это плохо.

— Пощады! — заверещала она отчаянно, но герцогиня под маской глухо рассмеялась.

Рука ее с зажатым в ней блеснувшим клинком взлетела вверх, и старуха так же стремительно, потеряв невидимую магическую опору, рухнула вниз, прямо на острие, и повисла на руке герцогини, бессмысленно вытаращив глаза и пуская ртом кровавые пузыри.

Кринок пробил ее тело, изрезал легкие и выскочил из спины. Старуха дрожащими рукам попыталась задержаться, ухватиться за одежду герцогини, но та одним брезгливым движением скинула ее тело со своего клинка, и старуха закувыркалась вниз по лестнице.

Вторая, крашенная, с визгом налетела на женщину, выставив вперед руки со скрюченными пальцами, словно собиралась вцепиться в лицо. Но герцогиня, коротко и свирепо размахнувшись, локтем двинула ей в висок, в ухо так, что сшибла старуху с ног, и та, оглушенная, ослепленная брызнувшими из глаз слезами, осела на лестнице.

Злоба заставляла ее не сдаваться. Ее скрюченные пальцы, дымящиеся остатками тумана, попытались вцепиться в одежду герцогини. Но ту словно обуяло кровожадное безумие. Так же яростно, вкладывая в свой удар всю свою брезгливость и отвращение, она, что было сил, ударила ногой прямо в лицо старухи,