Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Динамики висели через равные промежутки, чтобы в любой точке коридора голос Президента звучал с одинаковой громкостью. Еще Киршоу заметил что-то вроде рыболовной сети из тонкой проволоки, растянутой под потолком.

– Что это? – спросил он, указывая на сеть. Не потому, что ему было интересно, но от бесконечной президентской речи его начало подташнивать. Любые другие звуки в этом потоке были как глоток холодной воды в жаркий полдень.

Бреши не удосужился даже пожать плечами: технические вопросы его не интересовали. Политику ответила их провожатая. С милой, но в то же время жутковатой улыбкой Мари повернулась к Киршоу.

– Это называется «внешний контур». Что-то вроде большого конденсатора. Или трансформатора.

– Ого! – сказал политик, разглядывая проволочную сеть, слишком уж похожую на паутину. – И что же он трансформирует? Или конденсирует?

Мари медленно моргнула, совсем как кукла.

– Слова, голос, – сказала она так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Мы прокручиваем записи речей Господина Президента, и внешний контур преобразует их в соответствующие колебания, которые передаются на мозг реципиента, а тот, в свою очередь, воздействует уже на пространство.

– То есть это работает как микрофон? – догадался Киршоу.

– Можно сказать и так, – кивнула Мари. – Простите, я не особо сильна в теории. Профессор объяснит лучше.

В конце концов коридор привел их к белой двери с табличкой «Проход запрещен». Медсестра толкнула ее и отступила в сторону, пропуская Бреши и Киршоу вперед.

Политик плохо представлял, что именно его ждет, однако успел навоображать всяческие ужасы: лабораторию безумного ученого с кипящими колбами и ретортами, людей, опутанных пучками проводов в саркофагах, похожих на гробы, и прочие подобные картины. То, что открылось взору, скорее, разочаровывало. Они вошли в обыкновенную больничную палату, ширмами разделенную на секции. В каждой из секций стояла кровать-каталка, застеленная белоснежным бельем, все очень чисто и аккуратно. Занятыми оказались лишь половина коек; на них лежали дети, мальчики и девочки, на вид не старше десяти лет, все в одинаковых белых сорочках, с закрытыми глазами, абсолютно неподвижные, если не считать легкого дрожания век.

– Они спят? – не удержался Киршоу.

Мари покачала головой.

– Можно сказать и так, хотя мы предпочитаем термин «пограничные состояния».

– А есть отличия?

– Да. Естественный сон состоит из последовательности чередующихся фаз: быстрого поверхностного и глубокого замедленного. В данном же случае мы целенаправленно удерживаем пациентов в той фазе, в которой мозг наиболее активен, – подобное состояние ближе к гипнотическому трансу, хотя и это сравнение не совсем корректно.

– Ясно, – протянул Киршоу. – Действительно, непохоже на естественный сон. И как же вы этого добились? Наркотики?

– Нет! Что вы! – возмутилась Мари. – Только чистые препараты на базе собственных разработок профессора. «Крепкосон» – может, слышали? Популярное, а главное – безопасное средство от бессонницы, можно приобрести в любой аптеке. Здесь тот же самый действующий компонент, только в несколько иных пропорциях. Все абсолютно безопасно.

Голос Мари дрогнул. Киршоу это заметил, не говоря уже о Бреши. Лидер «Партии Объединения» обернулся к медицинской сестре.

– Безопасно? – переспросил он. – И тем не менее что-то у вас пошло не так. Где профессор?

Мари махнула рукой, указывая в дальний конец палаты.

– С одним из пациентов, производит замеры.

Впрочем, Бреши уже шагал в указанном направлении, и Киршоу поспешил следом. По сторонам он старался не глазеть.

Кравицкого они нашли в предпоследней секции, у койки, на которой лежал мальчик лет шести-семи, и на этот раз Киршоу увидел хоть какие-то научные приборы, правда, об их назначении мог только догадываться. На голову мальчишки натянули что-то вроде резиновой шапочки, из которой торчали пучки проводов, соединенных с металлической коробкой, похожей на радиоприемник. Во всяком случае, у этой штуки имелся круглый динамик и несколько бакелитовых ручек настройки. Устроившись на высоком металлическом стуле, профессор Кравицкий крутил эти самые ручки с лицом сосредоточенным, как у радиолюбителя, пытающегося поймать неуловимую волну. Судя по всему, без особого результата: из динамика доносилось лишь ровное потрескивание.

Чуть в стороне топтался мускулистый парень с туповатым лицом – очевидно, на тот случай, если профессору вдруг потребуется физическая помощь. Пока же он откровенно скучал и отрешенно ковырялся мизинцем в ухе.

Впрочем, стоило в секцию войти Пьеру Бреши, и парень тут же вытянулся по струнке – не иначе как один из преданных сторонников «Партии Объединения», даром что не в зеленой рубашке. Бреши удостоил его легким кивком, и парень чуть не лопнул от гордости.

– Вы опоздали, – сказал Кравицкий. – Я ждал вас час или полтора назад.

– Нас задержали неотложные дела в Президентском Дворце, – сказал Бреши.

Кравицкий кивнул так, будто знал об этом и без подсказок.

– Опять кошмары? Неудивительно. Несколько часов назад у нас произошла мощнейшая вспышка. За неимением сложившейся терминологии назовем это так. Чего мы не учли при смене передатчика, так это того, что они окажутся слишком чувствительными.

– В самом деле? Что это значит?

Кравицкий повел плечами. Сложно было сказать что-то определенное по его лицу высохшей мумии, но Киршоу показалось, что профессор растерян. Пальцы, напоминавшие могильных червей, безостановочно поглаживали ручки настройки таинственного приемника.

– Очевидно, имели место некие события, которые повлекли за собой мощнейшее возмущение пространства сна. А далее мы наблюдаем цепную реакцию: одна волна наложилась на другую, что привело к их взаимному усилению. Подобное явление называется «интерференция».

Кравицкий поморщился – то ли от брезгливости, то ли от обиды на то, что эксперимент развивается совсем не так, как бы ему хотелось.

– Результат вы можете наблюдать собственными глазами. Мы бьемся уже несколько часов, но не можем вывести их из пограничного состояния. У нас никогда не было таких долгих сеансов, а наши возможности контроля пространства пока ограничены. Ничего удивительного, что Господину Президенту снятся кошмары…

– Кошмары? – Бреши оскалился. – Боюсь, на этот раз мы столкнулись с чем-то бо́льшим, чем просто кошмары.

– Что вы имеете в виду? – насторожился профессор.

– Если вы помните отчеты о снах Господина Президента, вам должно быть знакомо имя Бальяско.

– Да-да, – с раздражением произнес профессор. – Какое-то чудище из сказок? Я полагаю, здесь мы имеем дело с остаточными явлениями. Видимо, когда-то давно, еще в детстве, Господина Президента напугала история про этого Бальяско, и…

– Сегодня мы его видели, – перебил его Бреши. – Во плоти, во дворце у Президента Республики. Великана-людоеда, набитого соломой, точь-в-точь как в той самой детской сказке, но при этом он двигался и даже пытался говорить. И это была не галлюцинация. Этот Бальяско был настолько же материален, насколько и мы с вами.

Профессор несколько раз моргнул, медленно, как ящерица.

– Прошу