Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Оля столкнулась, скривилась, заквилила - приснилось плохое. Катя ласково погладила нахмуренный лоб, отозвалась колыбельной, певшей мать, которую потом она пела Оле, когда та еще росла в ее лоне:

Ой ходит сон у окон,

А дремота – у забора.

Спрашивает сон дремы:

А где ночевать будем?

Под кроткими движениями обиженные морщины на лбу исчезли, губы едва улыбнулись, и девочка повернулась к спокойному сновидению. На хрупком личике странно смешались черты Катри и Северина. Станет красавицей, ворковала госпожа Яровая при каждой встрече с Олей, и это прорицание было чуть ли не единственным пунктом, где их с характерницей взгляды совпадали.

Когда она повзрослела, думала Катя. Можно сажать в седло, а не укладывать в платок-люльку на грудь, как было когда-то... Неужели эту самую девочку она носила в собственном животе еще два года назад?

Она стала ее силой и слабостью.

Задержки случались не впервые — сероманская жизнь сказывалась. Но недели проходили, но крови все не было. Вместо этого пришли сонливость, усталость и раздражительность, а вонь табачного дыма стала до рвоты невыносимой. Считала: все совпадает. В ночь, когда решили разойтись с Северином до конца, он оставил в ней жизнь.

— Вот пес шелудивый! — Катя в сердцах разрубила деревце, которому не удалось случиться на пути ее сабель.

Провела руками по животу. Ничего не слышно... Ужаснулась от осознания, что разделенное со Зверем тело теперь имеет третьего. Как быть дальше? Одинокая покрытка, с проклятием на душе и ребенком на руках? Но что не хотела повторить судьбу матери?

Но ужас быстро заслонил удивление: как в ней, принесшей столько смерти, зародилась жизнь? Разве это не чудо? Катя была уверена, что ее еловое лоно, потрепанное бесчисленными опрокидываниями на волчицу, не способно взлюбить ребенка.

Удивление сменилось печалью: сразу вспомнились все увиденные беременные с огромными пузяками, дышащими кривенькими утками на распухших ногах... Ни одна из женщин не походила на счастливую. Шаги давались им через силу. И такое будущее ждет ее?

Прыжки настроения раздражали, изменения самочувствия беспокоили – беременность не нравилась Катри. Из немногочисленных знакомых характерниц, которых трудно назвать подругами, детей никто не заводил. Чем она хуже? Тем более когда с отцом ребенка разбежались. Зачем все это ей?

Взбешенная собственной беспомощностью, Катя приезжала к ведьме трижды. Простояла у калитки, сунулась во двор, постучала в дверь... Никто не ответил. Катя подождала и со странным облегчением на душе уехала.

Вернулась через несколько дней. Спешила, снова стала у калитки. Однако дальше не торопилась: смотрела.

– Вы зайдите, – посоветовала прохожая. – Дома она.

Катя мурлыкнула, но с места не сдвинулась. Стояла, пока не решила, что хозяйка снова отсутствует, после чего уехала.

Третий раз сказала: во что бы то ни стало должно довести дело до конца, иначе вырежет себе коловрат из груди. Ведьма — согнутая в пояснице бабка, завернутая в огромный пестрый платок — ждала его у плетня.

- Здесь я, внучка! Заходи, нельзя уже заглядываться.

Катя поздоровалась, но продолжала стоять у Шарканя. Ноги отказывались идти за калитку, словно там расплескалось серное болото. Что за безобразие? Рыцарь куреня разведки, ветеранка Островной войны, которая на своем веку видела смерти столько, что хватит на седину нескольких мужчин, не может сдвинуться с места!

– Не бойся. Не буду забирать у тебя ребенка, — перебила мысль ведьма. – Ты сама этого не хочешь.

Смотрела ей прямо в глаза, улыбалась ласково, без глумления.

- Видела я многих женщин на своем возрасте. Такую, что действительно уволиться хочет, по лицу узнаю, — калитка услужливо открылась. — Иди в дом, дитя кровавой сделки. Дам тебе снадобье полезное, каплями будешь пить, чтобы утром легче дышалось. Хочешь знать, кто родится?

– Нет, – преодолела немотку Катя.

Коловрат резать не пришлось: дело было доведено до конца. Хотя и не задумавшегося изначально.

С тех пор Катя несла свою ношу без душевных угрызений. Впереди ждала неизвестность, за спиной ползали призраки несчастливой материнской жизни, но характерница решила — такова ее тропа. Она хочет этого ребенка; она приведет ее; она воспитает так, как не удалось матери; она сделает этот мир лучше одного доброго человека.

В волчицу не опрокидывалась: бог знает, как скажется на ребенке.

То ли собственное принятие, то ведь ведьмская настойка помогла, но слабость почти не донимала ее. Впоследствии послышалось порхание в животе — будто бабочки касались крылышками. С течением времени нежные малочувствительные прикосновения превратились в болезненные толчки, часто приходившие прямо в мочевой пузырь, поэтому часто приходилось бегать за маленьким.

После решения, которое к ночи серебряной скобы стало важнейшим выбором в ее жизни, Катя известила Северина. Ничего не ожидала, просто сочла это правильным. Не искала сочувствия или помощи, с отвращением вздрагивала от мысли, что он будет пытаться откупиться деньгами — калита серебра тяжело звонит по покрытой праздничной скатерти столешницы — вообще не знала, чего ожидать от Щезника после многочисленных разводов, равно как не позволяла себе думать о собственных чувствах к нему... Поэтому. Обрадовалась искренне. Больше, чем ей бы хотелось.

Оля пришла на свет вместе с борзыми Святого Юрия, и первые месяцы ее жизни запомнились постоянным бегством от кровавой охоты. В тех вечных бегах Катя должна была учиться сама. Не было подруги, матери или сестры, которая помогла бы с младенцем делом или советом. Северин был под рукой, Ярема тоже, но потом Северин исчез... И все полетело кувырком.

Столько бед наглоталась, столько ужаса! В памяти застряло, как пришлось кормить Олю прямо на холоде, верхом посреди дороги, потому что она кричала так, что цвет ее личика походил на чистую свеклу. Сосок промерз, укрылся болезненными трещинами, но Катя не обращала внимания, пока после малосознательного ночного кормления не проснулась, подброшенная материнской тревогой. Губы младенца были вымазаны красным, а через минуту Оля закашлялась и выблевала молоко вперемешку с кровью. Это зрелище — ее беспомощный младенец, по уши чумазый кровью — было самым страшным из всего, что характернице пришлось увидеть, и с тех пор он преследовал Катрю в ночных кошмарах.

Она осторожно провела ладонью по дочерному лбу. Маленькая тоже натерпелась... Два года нет, а столько пережила.

– Дальше будет лучше. Обещаю, - прошептала Катя.

Северин вернулся, а ее собственное тело приобрело упругость и силу — битва за Киев стала доказательством и напоминанием, что, несмотря на груз пережитого, она до сих пор