За Бессмертного замолвите слово - Акулина Окаянная

спасибо! — она руки развела, едва не поклонилась. — Можно подумать это я к тебе прибежала. Сам же лететь требовал. Я бы вот за что спасибо сказала, ежели вы меня в Явь доставили. Показал мне Юдо, что такое по возможностям вам.

— В явь?! Да ты с ума сошла, женщина! Я никогда туда не пойду, — практически ужаснулся Калисса. — Так, Юда! Вот древо. Вот дева, — произнес он словно обращаясь к кому-то находящемуся не здесь. — А с меня взятки гладки.

Он отряхнул одежды от невидимой пыли и направился к Трисе.

— Ты что, меня тут оставишь? А как же моя безопасность?

— А что с ней? В тень этого дерева никто навий войти не сможет, значит, нечего и переживать, — вспрыгнул он на белого змея, её только порывом ветра от их взлёта обдало. И были они с сестрицей таковы.

Оглянулась Мира. Не думала она, что Калисса так поспешно сбежит.

— И чего его напугало? — вслух заметила Мира, ларец подняла и к древу огромному направилась.

И вот что делать прикажете? До ближайшей ветки три её роста не меньше. Обошла вокруг ствола необъятного. Впечатляющее дерево. Не дуб, а Дубище! Крона, как крыша над головой. И тень отбрасывает великую.

— Тень… — прошептала она еле слышно.

Голову её посетила внезапная мысль:

— Богдан? — позвала она. — Ты со мной?

И не ошиблась. Тень рядом с ней зашевелилась, сгустилась, вытянулась и в Бессмертного обратилась.

— Я не мог тебя одну отпустить, — улыбнулся Богдан, словно оправдываясь.

— Ну и хорошо! — радостно объявила она. — Я ума не приложу, что мне делать.

Он бровь потёр задумчиво:

— Для начала нужно подходящий сук срубить. Проклинать не будешь, если я чуть поколдую?

— Да колдуй чего уж там, — дала Мира отмашку.

Подошёл Богдан к дереву, топор с лёгкость вынул и в дым чёрный обратился. Вокруг ствола вверх взвился и на выбранной ветке снова человеком явился. И принялся рубить сук, на котором сидел. Тем быстрее он обломился и к земле устремился. Но чёрный дым Богдана шустрей оказался и на земле уж рукой сук ухватил.

— Ух! — озвучила Мира.

— Ты не видела, куда Калисса пилу зашвырнул?

Вдвоём они разыскали потерю в ближайших кустах. Богдан выпилил два кругляша заготовки, и они уселись под древом, вооружившись ларцом, мастерить.

— А тебе также нравится столярничать? — поинтересовалась Мира.

— Я же всё тем же остался.

— Мой отец тебя очень любил за то, что ты его интерес разделял.

— Я к нему тоже неравнодушен. Он действительно мне как отец, которого у меня никогда не было. Мне всегда нравилось время с ним проводить.

— Мне тоже, — вздохнула Мира. — Не представляю, как он там сейчас. Переживает, наверное, ужасно.

— Прости. Я в то время об этом совершенно не думал, — признался Богдан. — Хотел Остромира попросить сходить до него, поговорить, да он с той ночи, как Лўна Чёрная его из Нави выкинула, больше не появлялся.

Впечатлило Миру его беспокойство, сердце теплом наполнилось. Припомнила те деньки в Нави, когда они под руководством отца резьбой по дереву занимались.

— Слушай, а я с таким обручьем тоже колдуньей стану?

— Не станешь, — усмехнулся Богдан. — Но они волшебными будут точно.

— А в чём волшебство?

— Ну, это узнаем, когда сотворим. Юдо силой поделился. Это дерево за одну ночь выросло. Ещё вчера его не было.

Удивилась Мира немерено, снова на дерево посмотрела:

— Значит, правда Юдо людей любит, — протянула задумчиво и добавила: — Мне кажется, я Калисса не очень нравлюсь.

— Да не то, что не нравишься. Просто он чуть высокомерный и вспыльчивый. Да и зачем тебе ему нравится? Главное ты мне нравишься, — заметил Богдан.

Вспыхнули щеки Миры от смущения легкого.

— Да я не о том, — пробормотала она. — Он ведь мог меня в Явь отвезти?

— Думаю мог, но я его об этом даже не думал просить, — и прежде, чем Мира успела удивленно воскликнуть: «Почему?!», пояснил: — Для драконов Явь, что для живых Навь. Им оттуда не выбраться. Разве что чудом. Ты же слышала сказки о Василиске, Змее Горыныче?

Мира кивнула. Уж кто не слыхал.

— Они не были злыми. У них очень длинная жизнь и одиночество сводит с ума. Одиночество страшная вещь.

Они помолчали. Снова Мира думала о жизни Богдана. А он видимо о своём потому, что добавил:

— Я верну тебя в Явь, чтобы мне это не стоило.

И выражение лица у него было дюже решительное. Грех не поверить.

— Слушай, а ты можешь меня волшбе какой обучить? — внезапно спросила она.

— Волшбе? Зачем это тебе? — удивился сначала он, а потом задумчиво протянул: — Хотя…Обучу! Самому простому. Вода Навь и Явь связывает. Помнишь же русалки туда-сюда шастают. Научу связь налаживать. Когда ты вернёшься в Явь, будет счастьем с тобой иногда поговорить.

— А ты тут останешься?

Улыбнулся он слегка грустно:

— Не примет меня Явь, убьёт сразу. Да и не пройти мне, проклятье тут держит. Я как пёс на цепи.

Так за болтовней и работали. Ближе к полудню на обед прервались, Богдан в этот раз не забыл скатерть-самобранку с собой прихватить. Целых два обручья изготовили. Больше на широкие браслеты из цельного дерева похожи они получились. По кругу резными птицами украшены. Богдан каждый огнём затемнил и золотою пудрой натер, осталось только по возвращению лаком покрыть и высушить.

— Если хочешь я тебе красок найду, раскрасишь в цвета разные, — предложил Богдан.

— Не, мне и так нравится, — покачала головой Мира.

Не успели их тайные чувства в зеркалах глаз отразиться, как тишину крик разорвал:

— Братец! Отзовись!

Встрепенулись они оба. А через время к ним из леса девчонка выбежала. Сходу видать — крестьянская дочка. Вот только одета не по погоде совсем, в тулупе овчинном. Споткнулась девочка, на колени упала. Мира к ней кинулась. Хотел её Богдан остановить, да не угнался.

— Что случилось, девочка?

Та ответить не в силах, слезами заливается. Еле из себя выдавила:

— Т-ты мне в-всё равно, не поверишь.

— А ты скажи, а мы уж решим, верить тебе или нет, — убеждает её Мира. — Поведай всё с толком, да по порядку.

Девчонка-то лет четырнадцать, почти невеста. Нос по-детски утёрла и говорит:

— Варварой меня зовут. Дочка старосты я. Братца в лесу потеряла. Братьев у меня пять, да я старшая, почто нянька у них. А самый старшой из братьев, давеча ему только десять исполнилось, стал норов свой показывать. Меня слушаться отказался, спорить со мной начал, других братьев к непослушанию подталкивать. Мол, он сын старший, а я девица, и негоже мои указания выполнять. Разозлилась я и его