Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Максим посмотрел на Чернововку: тот обычно улаживал такие разговоры, но Северин только пялился перед собой.

— Посмотри внимательнее, — Ярема ткнул пальцем себе в живот, где блестели три характерных скоба.

Старшина прищурился, поднял брови удивленно и фыркнул в усы.

– Ты ба! Ребята, посмотрите на его пузо. Клямы волчьих рыцарей! Вот это чудо, — смеялся старшина под хохотом. — Впервые вижу нищих, которые пытаются выдать себя за характерщиков. Ох и выдумщики! Раньше таких вздоров сероманцы руки отрезали.

Игнат подъехал к командиру и протянул ему ладонь.

— Режь, Хома неверный.

Сердюк внимательно взглянул на него — или, бывает, не шутит — перевел взгляд на его сабли, и достал кинжала. Бойко терпеливо ждал. Сердюк взглянул на товарищей, мол, будьте настороже, а потом с силой полоснул лезвием.

- Видно теперь? — Игнат поднял ладонь так, чтобы ее все разглядели.

Кто свистнул, кто перекрестился, и все убрали руки от оружия.

— Простите за сомнения, господа рыцари! Служба такова. Мое уважение Серому Ордену, — сердюк отсалютовал, после чего посмотрел на Ярему: — Вы, наверное, тот же Циклоп?

- Наверное, - ответил Яровой. – Бог знает.

Старшина задержался взглядом на шрамах Савки и на белых волосах Максима.

— Мало вас осталось, ребята. Хорошо, что выжили! Эти почетные борзые никогда мне не нравились... Легкой дороги, господа.

Доблестные телохранители общественного строя прошли дальше.

Наверное, никто из них и предположить не мог, что небольшая ватага на этой неделе потеряла более десятка жизней и похитила главу православной церкви, подумал Вдовиченко.

- Поехали без взятки! Как это возможно? - спросил Эней, взглянув вслед сердюкам.

— Сейчас стало престижно уважать Серый Орден, самоотверженных защитников государства, — буркнул Северин.

— Ты ему доверяешь, братец?

- Сердюк?

— Этому потустороннему существу, которое овладело Симеоном. Я свидетельствовал немало страшных зрелищ, но даже мне жижи задрожали, когда оно глазами блеснуло.

— Если бы на наши условия согласился настоящий Симеон, у меня было бы гораздо меньше доверия к его обещаниям, — рассудил Северин.

Когда новый старый патриарх исчез, а сироманцы собрались в путь, Чернововк рассказал историю волшебного изумруда, забравшего у Темуджина.

– Мог бы оставить его при себе и быть бессмертным, – присвистел Игнат.

– Нет. Ты забыл о волшебстве проклятого свитка.

– Настоящий философский камень, – Ярема почесал бороду. – Его стоимость неоценима! Некоторые императоры отдали бы за него заморские государства, братику.

– Не задумывался о цене, – покачал головой Северин. — Когда я услышал, что он может овладевать другими тварями... Мысль о Симеоне родилась мгновенно. Теперь все в выигрыше: мы имеем влиятельного друга во главе вражеской фракции, у него мечтательное человеческое тело.

– А Симеон? — решился спросить Максим. — Тот, что был...

В общих беседах он хранил молчание, хотя остальные шайки относились к нему дружелюбно — даже брат Эней.

— Настоящий Симеон, наверное, беззвучно взывает от отчаяния, плененный в собственном теле, — ответил Чернововк. — Все видит, все слышит, но повлиять ни на что не способен. Наверное, завидует теперь Кривденко, просто врезавшего дуба.

— Когда он заиграл разорвал эту веревку, мне вспомнился Варган, — признался Ярема.

– Эцерон, – немедленно отозвался Савка и замотал головой вокруг, выглядывая Филиппу: – Эцерон?

— Жаль, что он не увидит завершения нашей мести, — Игнат достал из кармана унаследованного варгана и заиграл с закрытыми глазами.

От звуков странной музыки Максим тосковал по Филиппу. Спокойный, мудрый, рассудительный... Именно благодаря нраву Филиппа ему захотелось присоединиться к волчьим рыцарям, и именно Филипп, словно прочитав эти мысли, пригласил в ряды Ордена. Узнав от Катри о его самопожертвовании, Вдовиченко не удивился — именно так поступил брат Варган, которого он знал. Зато почувствовал в сердце пустоту, будто потерял близкого друга, с которым мог поделиться чем-нибудь сокровенным, чего никогда не открыл бы кому-то другому.

Филипп понял бы его угрызения... И дал бы дельный совет.

В нескольких милях до хутора Северин, который все больше нервничал, снова пустил лошадь галопом.

Хутор встретил тишиной. Максим немедленно почувствовал, что-то изменилось. Землю растоптали десятки сапог, в глубоких следах до сих пор сохранялся слабый запах — похожий он услышал в приморских краях, когда стоял в ночном подлеске с пистолетом в руке — и запах почти не слышался из-за удушающего мертвенного запаха, растекавшегося от раздувшейся гнилой конской туши. Круки выклевали глаза, кровь превратила землю под трупом в грязь, кожу покрывала живое одеяло из жирных лоснящихся мух — просматривали только белые стрекозы. На переднем копыте темной дужкой застыла кровь.

Северин спрыгнул на ходу.

- Шаркань!

Потревоженные мухи зажужжали, поднялись роем, но через мгновение снова посидели на места.

Почему-то мертвый конь, сгнивший под открытым небом возле дома, поразил Максима больше кровавой бани вокруг кареты патриарха. Там смерть только расцветала; здесь она властвовала.

Савка закрыл голову одной рукой, задергал облизнувшееся павлинье перо другой. Игнат с Яремой спешились, а Максим остался в седле рядом с Савкой, которого били дрожь.

Дверь хижины стояла приоткрыта. На побеленных стенах вокруг окон сверкали дыры от пуль - будто кто-то разбрасывал черное зерно.

- Катр! Где ты?

Северин бросился внутрь, Игнат двинулся следом. Ярема пошел вокруг хаты, внимательно изучая землю.

– Оля! Оля!

Никогда в голосе Чернововка не звучало такого мучительного отчаяния.

... Одинокий домик посреди вьюги. В печке полыхает огонь, они с братом ужинают, Святослав шутит, когда вдруг возвращается к двери, меняется на лице, говорит ему раздеваться. Максим не понимает, брат кричит, Максим испуганно выполняет приказ, в дом влетает вооруженный мужчина, гремит выстрел, и отчаянный крик — окно!

Из дома вышел мрачный Игнат.

– В погребе пусто, – процедил. - Вещи на полу, все разбросано.

— Прошло двое-трое суток, — ответил Яровой. - Все тела убрали. Нашел только потухшие факелы.

Северин вылетел из двери, повалился на колени, ударил руками по земле и взвыл. В этом витье бурлило горе утраты, отчаяние, ярость, - община чувств, которые невозможно удержать. На глазах характерник состарился еще на несколько лет.

— Братик... Братик...

Ярема стал рядом, но не осмеливался коснуться Северина.

— Схлещи пельку, Щезник! - рявкнул Эней. – Мы найдем их!

Чернововк повернулся к нему, уставился сгоревшими глазами. Его борлак быстро дергался вверх-вниз.

- Здесь побывали борзые, - пришипел он сквозь зубы. — Пока мы играли в отместку... Здесь побывали борзые! Забрали мою жену, забрали