Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

– Мне жаль твоего коня, брат, – сказал Игнат. – Но его смерть не значит, что Катя и Оля погибли.

– Здесь побывали борзые, – повторил Северин. – Пришли, когда я был далеко. Я знал! Я чувствовал: что-то не так... Почему сразу не помчался сюда?

— Хватит скулить! – закричал Бойко. – Мы их разыщем. Вставай!

Чернововк его не слышал. Он ухватился пальцами за волосы и смотрел на труп лошади.

– Зачем я согласился разделиться? Следовало держаться вместе. Где они? Где?

Максим не сразу заметил, как Савка уехал в сторону села.

– Эй! Ты куда это собрался, Павлин?

- Ляля, - Савка ткнул пальцем в дорогу. – Там.

И потрюхал дальше, считая, что объяснил довольно.

– Эй! Павлин что-то ощутил!

Все трое подняли головы — разъяренный Игнат, встревоженный Ярема, заплаканный Северин — и бросились к скакунам.

Бозная, что вело Савку, запах, чутья или другие силы, которыми он владел, хоть никогда не позволял узнать, но сероманцы следовали за ним без всякого вопроса. Павлин помогал редко, но метко.

Северин приложился к фляжке с водой, пока не выплеснул все до капли. Вытер лицо, возобновил дыхание. Когда ватага въехала в деревню, то снова казалась четверкой закаленных всадников, один из которых имел характерные скобы. Люди при их появлении сбрасывали шапки, словно увидели гетманскую свиту.

Возле большого подворья конек Савки остановился.

- Здесь, - сообщил брат Павлин.

Чернововк вошел во двор без приглашения. Крикнул во всю глотку:

– Оля! Катр! Вы здесь?

На призыв из дома вышла женщина — невысокая, обаятельная, преждевременно состаренная горем.

- Северин? – Ее лицо побледнело, глаза расширились. - Я приютила...

Из хаты выпорхнула девочка и стремглав бросилась к Северину. Тот подхватил, обнял, закружил ее, прижал к себе крепко-крепко. Женщина тем временем схватилась за живот, словно ее скрутило, оперлась на двор. Из окошка на двор выглядывали двое старших с виду детей.

Соблазненные криками соседи и путники жались к плетню, падки к любым необычным событиям. Максим наблюдал, как Северин гладил дочь по волосам, покрывал поцелуями ее головку, наконец улыбнулся сквозь слезы и сказал ласково:

– Теперь все будет хорошо. Слышишь?

Поднял острый взгляд на хозяйку. Спросил:

— Где жена, Дарка?

— Северин... — Ее голос вздрогнул.

Характерник поставил дочь на землю. Прошептал что-то на ушко, указав на Максима. Девочка робко помчалась к нему, сжимая в руках любимую мотанку. Вдовиченко осторожно подхватил малышку на руки, а она спрятала лицо у него на груди, не проронив ни слова.

Веселая и игривая девочка, сияющая улыбками и чирикающая непонятные слова на собственном языке, которые он безуспешно пытался угадать, теперь походила на затравленного зверька.

Чернововк вытянулся. Культей большого пальца убрал с лица слезы и повторил бескровным голосом:

— Где жена, Дарка?

– Северин!

Соседи чуть не падали, стараясь уловить каждое слово.

– Где. Моя. Жена?

— Христом Богом молю! – женщина бросилась на колени. – Они говорили, что Трофим у них! Сердечный мой, когда-то без вести пропал... Говорили, что он у них, и стоит только рассказать, что мне известно... И его отпустят! А я не могу сама, двоих детей кормить должно, хозяйство держать...

– Кто?

- Мужчины с крестами! Хорти Святого Юрия! Прибыл отряд, все с винтовками, детей испугали. Вы Непейвода, спрашивают. Я, говорю. Ваш муж может вернуться домой, когда расскажете, где он укрывал сироманцев. Бедный мой Трофим! Я тогда представить не могла, чем все обернется, сказала, что спало на память, без всякого злого мнения, Северин, я не знала, что там будет твоя семья, клянусь, не знала, молю тебя, заклинаю...

Из ее глаз брызнули слезы, Дарка схватилась за чепец, сорвала, бросила под ноги, дернула себя за волосы.

— Обманули, обманули треклятые! Не пришел мой Трофим, не вернулся! Врали, обманули, а я... Знала, что давно он головой наложил, что лежит где-то там в земле, неоплаканный и неотпетый, но сердце верить отказывалось, я ухватилась за то обещание, как утопленник за веревку...

— Где жена, Дарка?

Его слова были тяжелы, как камни.

– Пропала она! Пропала! Когда я Олю возле дома увидела, мгновенно все поняла! Спрятала ее, приютила, расспрашивала, но она молчала... Я готова была собственной жизнью эту девчонку защищать, если вдруг борзые за ней вернутся! Но они не вернулись... Трофим мой не вернулся... И никогда больше не вернется...

Женщина заскулила, а затем бросилась характернику под ноги.

– А, полно! Бей меня, убивай! Мужчину потеряла, женщину твою погубила - как мне теперь жить?!

Оля тряслась на руках Максима, и он, стараясь успокоить, осторожно гладил ее по головке, как только делал Северин. Что она пережила? Что видела? Что чувствовала, когда скрывалась, когда бежала в единственный известный дом, прочь от мерзавцев, пришедших за жизнью ее матери?

Он не мог себе представить. Хорти? Как они могли одолеть Катрю, лихую неодолимую Искру, сыпавшуюся насмешками и самого черта не боявшаяся?

Лишь недавно она махала ему рукой на прощание. Так же, видимо, не верили родственники тех охранников из свиты Симеона, которых он застрелил без всякого сомнения... Потому что у них тоже были близкие. Он оставил их без мужа, отца, сына или брата.

Лучше бы в ту зимнюю ночь Игорь Чернововк убил его, а не Святослава. Тот был лучшим во всем — он и отомстил бы, и в лапы Властелина Леса не попал, и в убивший отца Орден не подался...

Игнат заточился, но Ярема вовремя подхватил собрата. Эней неуклюже уставился на Дарку. Его десница, будто по собственной воле, совала по пояс.

— Что торчишь? Чего ждешь? — закричала Дарка. — Нечего мне сказать! Я грешна, грешна!

Ее крики звучали в глухой тишине. Казалось, будто домашний скот умолк и прислушивался к этой сцене.

— Ты всегда ненавидела меня, Дарка, — сказал Северин, сжимая кулаки, побелевшие от напряжения. – Меня и мою жену. Не знаю, почему характерники стали костью тебе в горле, но ты никогда не была рада нам. Ты знала о тайнике с самого начала, но так и не решилась выдать нас за деньги. Может, тебе не хватало силы духа, может, тебя останавливала мысль об осуждении мужа... В конце концов, ты уцепилась за сладкое лживое обещание. Нашла оправдание для предательства.

Он хлестал словами, как кнутом.

Неужели мы с ним сверстники, подумал Вдовиченко, я — и этот седой человек, прошедший войну, предательство, пленение, засады, потери близких... Неужели мы