Жмурки 2 - Татьяна Зимина

В голове нарисовалась картинка: запавшие, похожие на чёрные дыры глаза, провалившийся рот с торчащими наружу клыками, скрюченные пальцы, синие вены, прочеркнувшие пергаментную кожу, как карта рек…

Алекс фыркнул.

— Воображение у тебя, мон шер ами, не по разуму.

— Простите, шеф. Ужастиков пересмотрел.

— И тем не менее.

— Я не отступлю. И если уж надо сказать это вслух, то я скажу: вы должны меня убить. До того, как я… потеряю человеческий облик.

— Интересно, чем? — флегматично вопросил шеф.

У нас отобрали даже шнурки — Котов в этом плане был чрезвычайно дотошен.

— Я могу отломать ножку кровати. А что?.. Получится отличный кол.

— Чтобы умертвить стригоя такой силы, как ты, понадобится нечто посерьёзней ножки от кровати, — он говорил, лёжа на спине, всё так же заложив руки за голову и не открывая глаз. — Стандартная процедура предписывает: серебряный кол — не менее четырёх, в каждое предсердие и в оба желудочка; декапутация, с последующим варением вышеупомянутого органа в уксусной кислоте… с чесночной головкой во рту.

— Похоже на кулинарный рецепт, — заметил я.

— Просто составитель данного документа был голоден, когда его писал, — откликнулся Алекс.

Мы грохнули.

Смех разрядил обстановку, придал новых сил.

Поднявшись, я сходил к кулеру и набулькал в пластиковый стаканчик воды. Понюхал. Вроде чистая, без интересных примесей. Например, чесночной эссенции или нитрата серебра…

Набрав два стаканчика, я отнёс их к нарам и протянул один шефу.

Тот сел, принял от меня воду и улыбнулся.

— Ну… За свободу.

Мы чокнулись и сделали по глотку.

— И всё-таки, шеф, — я решил дожимать. — Вам ПРИДЁТСЯ это сделать. Не хотите же вы быть загрызенным, как какой-нибудь суслик.

— Конечно, не хочу.

— Ну вот и ладушки.

— И поэтому предлагаю АЛЬТЕРНАТИВУ.

— О. И какую же?

В глубине души я уже знал ответ. И он мне категорически не нравился.

— Третья метка.

— Нет. Ни за что. Вы меня не заставите. Я скорее себе зубы выбью, шеф…

— И в мыслях не было тебя заставлять, мон шер ами.

— Спасибо. Я знал, что вы меня поймёте.

— Я приведу неопровержимые аргументы. Применю железобетонную логику. И постараюсь тебя убедить.

— Не надо, шеф. Пожалуйста. Давайте я просто сломаю кровать, и… Если вы не хотите, я даже могу попробовать сам. Как римские легионеры, которые бросались на меч. Или самураи.

— Не бренчи, кадет.

— Знаете, наверное, именно сейчас я ПРЕДЕЛЬНО серьёзен.

— И всё равно несёшь пургу. Чтобы совершить сэппуку, или броситься на меч, нужна необыкновенная сила воли.

— Хотите сказать, я слабак? Не смогу вскрыть себе пузо, если…

— Хочу сказать, что тебе этого не позволят сделать стригойские инстинкты. На ежа голым профилем не сядешь.

Его слова меня отрезвили.

Стыдно сказать, но я уже был готов к демонстрации: прикидывал, как ловчее отломить ножку у металлической, с толстыми сварными швами, рамы, как согнуть, смять её таким образом, чтобы получить заострённый кол…

Но шеф, как всегда, прав: когда дойдёт до дела, инстинкты возьмут своё.

Я испустил тяжелый вздох.

А потом опустился на колени и покрепче схватившись за ножку кровати, рванул.

Кровать жалобно скрипнула. И — весь результат.

Вмурованные в бетон ножки имели квадратное сечение и сделаны были даже не из железа, а из стали, из какого-то особо прочного сплава.

Ай да Котов. Всё предусмотрел, сукин сын.

Больше в камере интересного ничего не было.

Ни гальюн, ни кулер не могли послужить орудиями убийства при всём желании. Даже если оторвать их от пола и бить по башке…

Тем временем Алекс уселся на своих нарах по-турецки, и насвистывая, принялся зашивать рукав — прореху он получил перед посадкой в вертолёт, оказывая сопротивление.

— Шеф, откуда у вас иголка? Нас же обыскали, и даже металлодетектором проверили.

— Что иголка, — он покрутил носом. — Вот когда меня отправили на Соловки, по этапу, мой сосед в теплушке, Яков Израэлевич Рубинштерн, умудрился пронести вязальные спицы. И снабжал заключённых тёплыми, вязаными из медвежьей шерсти носками…

В голосе Алекса появился характерный одесский прононс, лицо неуловимо заострилось, а в движениях появилась сноровка настоящего еврейского портного.

Я хмыкнул.

Нет ничего сложного в том, чтобы сберечь иголку в шов воротника. Но лучше, если б это был серебряный кол…

Я тебя не тороплю, мон шер. Но имей в виду: времени тебе осталась пара часов.

Но я могу продержаться без… питания гораздо дольше. Сутки, двое — минимум.

А ты подумал о тех, кто нуждается в нашей помощи? О маленькой девочке, которая надеется, что её друзья окажутся не щепетильными идиотами, а разумными прагматиками, для которых цель…

— Оправдывает любые средства? — сказал я вслух. — Не надо. Не надо давить на жалость, шеф. Уж кто-кто, а Маша умеет прекрасно выживать на улице. К тому же, я не думаю, что Валид…

— Она им нужна, кадет. Ты ещё не понял? Весь этот фарс с нашим арестом был затеян лишь для того, чтобы взять Машу.

Пауза заполнила тесную камеру, словно строительная пена. Она давила на уши, забивалась в ноздри при дыхании, ею хотелось сплюнуть, чтобы избавиться от мерзкого привкуса.

— Откуда вы знаете? — наконец спросил я.

— Экстраполировал из собранных данных, — пояснил шеф. — Платон Фёдорович, например, писал, что мальчик очень интересовался способностью Маши противостоять его внушению.

— Мальчик?

— Шаман — подросток, кадет. Ему всего семнадцать.

— А кем были в семнадцать вы, шеф?

Тот поморщился.

— Времена изменились, мон шер ами. Не будем ворошить прошлое.

— Хорошо, не будем. Давайте пороемся в настоящем. Вы думаете, Что Машу ищет кто-то, кроме Шамана?

— Убеждён. И без нашей защиты…

В последний раз он взмахнул иглой и перекусил нитку.

Это может быть правдой, — я молча уставился в бетонную стену. — Шамана очень интересовала Маша. О ней, с его подачи, спрашивал Очкастый. А Гоплит вещал о каких-то Старцах — к сожалению, у нас так и не нашлось времени о них поговорить.

— Вы знали, что Маша — довольно сильный маг?

— Догадывался. В смысле — не