Судьба Одина - Скотт Оден

был убит, обратились в бегство. Именно Идуна открыла Дорогу Ясеня, а Кьялланди привел тех немногих из нас, кто остался, в Мидгард. — Гиф приподнял бровь, как будто что-то в этой старой истории наконец обрело для него смысл. — Потому что Кьялланди знал о договоре. Он знал, что Один или его сыновья не смогут за ним последовать. Нет, это не дело рук Спутанного Бога.

— Тогда чьих? — Гримнир погладил лезвием Хата по бедру и убрал меч в ножны. — И кто может знать? Кто из свиней, живущих вверх и вниз по Дереву, станет слушать таких, как мы, достаточно долго, чтобы выслушать то, что мы хотим сказать, и сказать нам правду в ответ, а?

На это Гиф ничего не ответил. На долгое мгновение воцарилась тишина; тишина, нарушаемая только потрескиванием костра, завыванием ветра в кронах деревьев рощи и скрипом веревки, которая удерживала в воздухе плененного скрага, Блартунгу.

— Мимир, — внезапно сказала Скади. — Мимир мог бы знать.

— Неужели? — Гримнир перевел внимательный взгляд со Скади на Гифа. Старый каунар погладил подбородок. Он неохотно кивнул.

— Если у кого и есть догадка, так это у него.

— Как нам его найти?

— В этом-то и сложность. — Гиф взял палку и сунул ее кончик в костер. Тлеющие угли закрутились в зловещей темноте. — С этой скалы есть два пути. Первый — Дорога Ясеня. Разумно, а? Там, на дальнем конце острова, торчит корень Иггдрасиля. Врата к Дороге находятся прямо под носом у Манаварга. Это и есть Дорога Ясеня. Вот так Радболг и его товарищи ускользнули из Настронда — отдав дань уважения старому змею из Каунхейма, немного польстив и поцеловав его в зад. Но после той взбучки, которую ты устроил Манаваргу, никакое количество медовухи не подсластит этот уксус.

— А другой? — Гримнир встал и зашнуровал свой гамбезон.

Гиф вынул палку из костра и задул язычок пламени, который цеплялся за нее:

— Харбард.

Гримнир услышал, как Скади судорожно вздохнула; он взглянул в ее сторону и увидел, что ее глаза сияют во мраке, как желтые лампы.

— Кто такой этот Харбард?

— Фе! Я всегда слышала, что это миф. Этот ублюдок, который меня зачал, всегда держал Харбарда у меня над головой в качестве угрозы. Ходи по струнке, говорил он, или я отнесу твою голову старику Харбарду!

— Он так же реален, как ты, я или проклятый Скэфлок, — ответил Гиф и снова принялся тыкать палкой в сердце костра. — Харбард — ётун, настоящий мерзавец, но у него есть лодка. Он называет ее своим паромом. За определенную плату он отвезет нас туда, куда мы захотим.

Глаза Гримнира сузились, когда он потянулся за своим хауберком.

— В чем подвох? — Он мотнул подбородком в сторону Скади. — Этот ётун отталкивает своим именем, считает себя страшилищем из Старых времен, но ты хочешь сказать, что он просто какой-то придурок с лодкой? Нар! Дерни меня за другую ногу, ты, старый пьяница!

Гиф ухмыльнулся, и в тусклом свете костра его зубы показались желтыми ножами.

— По груди Гьёлла не проплывет ни одна деревяшка, по крайней мере, достаточно долго, чтобы достичь дальнего берега. Но кость продержится. Паром Харбарда сделан из костей жертв, которых он требует. Он подвешивает несчастного к килю и смеется, когда сьйоветтиры снимают с него кожу.

Гримнир натянул турецкую кольчугу и застегнул ее на груди, задумчиво нахмурив брови.

— Итак, этот Харбард торгует кровью. Что ж, это достаточно легкая цена, а?

— Но не любой старый скраг подойдет, — сказал Гиф, глядя на медленно вращающуюся фигуру Блартунги. — Харбард очень разборчив в том, в какой форме он платит. Он предпочитает качество…

— Тогда мы убедимся, что у нас есть отборный кусок мяса, готовый к обмену. — Гримнир поправил оружейный пояс на талии. — А когда мы уберемся с этой трижды проклятой скалы, что тогда?

— Мимисбрунн, — сказала Скади. — Колодец Мимира.

— Ты знаешь дорогу?

Она сплюнула и покачала головой.

— Я знаю, что это где-то под корнями Иггдрасиля, глубоко внутри границ Ётунхейма.

— А как насчет тебя? — Гримнир задал вопрос Гифу. — Ты знаешь, какой дорогой идти?

Оставив палку догорать, Гиф поднялся на ноги. Он отряхнул ладони, и древняя кожа на них заскрипела, словно камнем провели по стеклу.

— Если Харбард удовлетворится нашей платой, мы попросим его переправить нас через озеро к устью реки Гьёлль, под проклятый шлаковый мост — Гьялларбру, где мертвые проходят через врата Хель, — и вверх по течению до дороги Хрехольт. Там мы пройдем через Железный лес, а затем через вересковые пустоши и болота, граничащие с Мюрквидом, где завеса между Девятью мирами и Гиннунгагапом наиболее тонкая. Мимисбрунн находится за этими грязными вересковыми пустошами.

— Звучит так, будто ты только что нанялся проводником, старый пьяница, — сказал Гримнир. Он посмотрел на Скади. — Ты тоже идешь?

Она усмехнулась:

— Ни за что это не пропущу.

Гиф постоял мгновение, его лицо было освещено снизу жирными оранжевыми отблесками костра. Его глаза горели, как угли; они сузились, когда он оглядел двух своих спутников. Его непроницаемый взгляд искал что-то в их лицах, в их поведении; Гримнир решил, что он ищет сталь. Сталь и китовый ус. Наконец, старый каунар кивнул.

— Хорошо, крысеныш, но пока мы не убрались с этой проклятой скалы, мы будем действовать по-моему, как в старые добрые времена. — Он не стал дожидаться согласия Гримнира или Скади. — Нам понадобятся союзники. Кьялланди не очень-то хочет потерять еще одного сына в землях за пределами Настронда, но оставь его мне. И Балегир не собирается упускать тебя из виду. Нужна веская причина — и совсем не обязательно, чтобы он знал то, что ты нам рассказал.

— Это будет пена на его эле, — пробормотала Скади.

Гримнир выпятил челюсть, его губы растянулись в презрительной усмешке.

— Я не чья-то пешка и ни у кого не спрашиваю разрешения, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я сам решаю, куда мне идти и что мне делать, а не этот старый мешок с вином, который играет в короля! Фо! Король чего? Король помойных крыс?

Гиф спокойно отнесся к его вспышке.

— Называй это как хочешь, но нам все равно понадобятся союзники, ты, маленький дурак.

— Кому мы можем доверять?

Гиф почесал подбородок.

— Кьялланди, как только я поговорю с ним, — сказал он, отмечая каждое имя загнутым пальцем. — Старый Нарфи, его сыновья и братья. Вероятно, весь народ Оленя, как только поймут, что поставлено на карту…

— Моя мать?

Ноздри Гифа раздулись. Он помахал рукой из стороны в сторону.

— Со Скрикьей все зависит.

— Зависит от чего? — спросил Гримнир.

— Зависит от того, поверит ли она