Судьба Одина - Скотт Оден

тебе. Ее ноги стоят в обоих военных лагерях, но она будет действовать вопреки желаниям Балегира только в том случае, если посчитает, что конечный результат будет означать победу народа Глаза. Будь осторожен с ней. Она вырежет тебе сердце, сын ты или нет, если решит, что ты представляешь угрозу ее положению. Ей нравится быть королевой, вот в чем дело.

— Дай мне минутку побыть с ней наедине, и я заставлю ее поверить.

— Будь осторожен в своих желаниях, маленькая крыса, — сказал Гиф. — Пошли, вы, оба. Пора показаться на глаза. И придержите языки! У Балегира повсюду шпионы. Может, мы и не останемся мертвыми, но этот старый ублюдок может превратить возвращение к жизни в настоящую пытку.

Гримнир, однако, не двинулся с места. Его внимание было приковано к пленному скрагу.

— Вы, уроды, идите вперед.

— А как насчет тебя?

— Я приду, — ответил Гримнир, его единственный красный глаз был полон злобы, когда он перевел взгляд обратно на медленно вращающееся тело Блартунги. — У меня еще есть кое-какие незаконченные дела.

Понимающе усмехнувшись, Гиф схватил Скади за загривок и повел ее прочь из рощи…

ГРИМНИР РАСХАЖИВАЛ вокруг костра, засунув большие пальцы за оружейный пояс; он рассматривал мясистое тело скрага так, как мясник рассматривает говяжий бок. Он остановился, склонив голову набок. Его ноздри раздулись. Без предупреждения он нанес удар костлявыми костяшками пальцев по почке Блартунги.

Скраг ахнул.

— Фо! Теперь ты можешь перестать притворяться мертвым, маленький хорек, — сказал Гримнир. — Они ушли. — Он развернул Блартунгу так, что они оказались лицом к лицу. — Ты все слышал, а? Ха! Конечно слышал, маленький любопытный проныра! Итак, как нам удержать твой предательский язычок от того, чтобы он не выдал все наши секреты?

Лицо Блартунги было залито черной кровью, на лбу блестели сопли и слюна, и он, заикаясь, пробормотал:

— Я… м-могу тебе помочь! Я м-могу! Позволь мне…

— Помочь мне? Как? — Гримнир развернул тело скрага, веревка заскрипела от напряжения. — Как такой кусок грязи, как ты, может мне помочь?

— Есть другой путь, — промяукал он. — Твои длиннозубые приятели не знают об этом, н-но есть другой путь!

— Другой путь? — Гримнир остановил вращение скрага; он присел, и его дикий красный глаз оказался на одном уровне с глазами Блартунги. — Другой выход из Настронда?

Скраг мотнул головой.

— Пещера…

— Расскажи мне.

— Я п-покажу тебе, если… если ты отпустишь меня.

— Нар! Я знаю, что произойдет, если я отпущу тебя на свободу. При первой же возможности ты помчишься обратно к этому идиоту, Трару, и расскажешь ему все. Когда ты закончишь, этот маленький ублюдок передаст эти истории Манаваргу. И вот этот дурак может причинить мне массу неприятностей еще до того, как прозвучит Гьяллархорн. Нет, ты скажешь мне, и, если я тебе поверю, мы сможем поторговаться о цене твоей свободы.

— Н-нет! Я покончил со Сна… с Траром! Теперь я твой мужчина! Даю тебе слово!

— Твое слово? — Гримнир рассмеялся. — Твое слово для меня значит столько же, сколько ветер из задницы Одина, маленький дурак! Начинай говорить! Я начинаю уставать от твоих дурацких игр. Расскажи мне об этой пещере, о которой, по твоим словам, ты знаешь.

— Она… Она спрятана на дне лощины, на краю земель Лютра, — начал Блартунга прерывистым голосом. — Мы н-нашли ее случайно, Снага, я и Кот. Скраги из Ярдвегура, они пытались напасть на нас, чтобы вернуть добычу, которую мы честно заработали, совершив набег на них. Ну, Снага решил, что мы ускользнем от них, направившись к Корню из Скрелингсалра. Вот тогда-то мы и наткнулись на это — углубление в земле, заросшее деревьями. На дне есть вода и пещера. — Хотя Блартунга был связан и подвешен за лодыжки, воспоминание об этом месте вызвало у него дрожь. — Во всех Девяти Мирах не хватит золота, чтобы заставить меня вернуться туда! Гарн! Это противоестественно! Твари шепчутся из темноты… — Скраг замолчал.

— Продолжай, — прорычал Гримнир.

— Что ж, если ты сможешь это пережить и пройти по пещере до конца, она выйдет под какими-то развалинами, недалеко от того места, о котором говорил твой старый длиннозуб, — дороге через Лес Трупов. Он назвал ее Хрехольт. Как насчет того, чтобы отпустить меня, а? Я говорю тебе правду.

Гримнир цокнул зубом.

— Да, я тебе верю.

— Потому что я маленькая правдивая крыса, так? Да, значит, ты возьмешь меня к себе на службу? Даю слово, я буду служить тебе, пока не протрубит Рог!

— Ты? — Голос Гримнира стал ровным и твердым; словно сталь, скрежещущая по кремню, раздался зловещий скрежет Хата, покидающего ножны. — Есть другое дело…

— Н-нет, — всхлипнул Блартунга. — Ты не обязан этого делать.

— Да ну? — Гримнир снова присел на корточки, их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга. Его горячее дыхание обожгло щеки скрага. — Значит, я должен простить такому ничтожеству, как ты, то, что он плюнул мне на кончик клинка? Гиф — старый длиннозуб, как ты его называешь, — преподал мне урок, когда я был еще таким же несмышленым скрагом, как и ты. Он сказал: «Если ты позволишь волку отведать вкус твоей крови, он будет щелкать зубами около твоей глотки до конца своих дней». Мудрые слова, а? Что ж, ты попробовал моей крови, маленький волчонок. И вкус — это все, что ты получишь.

Блартунга извивался в своих путах.

— П-Пожалуйста… Хотя бы убей меня… П-пож…

Лезвие Хата, только что отточенное, перерезало скрагу горло. Из рваного пореза запузырилась зловонная черная кровь, густыми ручейками стекая по подбородку Блартунги. Гримнир отступил; он стряхивал капли со своего клинка, пока дрожащий труп истекал кровью.

— Вы все усвоите тот же урок, что и эти жалкие сицилийцы, — пробормотал Гримнир. — Нар! Ты убил меня, и я позабочусь, чтобы ты пожалел об этом!

Кровь скрага превратилась в тонкую струйку, а затем в брызги. Кивнув, Гримнир подошел к трупу. Схватив прядь окровавленных волос, он взмахнул Хатом и отсек Блартунге голову…

И Гримнир, сын Балегира, унес этот ужасный знак с собой, когда покинул рощу, оставив тело скрага висеть над землей Настронда, когда он возвращался в шумное сердце Ульфсстадира.

ВОЛЧИЙ ЗАЛ был полон света и тени. Жир капал с фонарей, которые добавляли тонкий желтый отблеск к свету железных светильников[16], от их пламени пахло канифолью и смолой; из трех костровых ям поднимался дым и потрескивали угли; расщепленные топором поленья горели жирным оранжевым светом. Тени танцевали, когда сотни скрелингов скакали от одного конца Варгхолла до другого, народ Ока смешивался с теми, кто носил сигил Оленя.