Судьба Одина - Скотт Оден

друга. Губы Гримнира скривились в злобной улыбке, когда он подошел к нему. Фрэг уставился на него снизу вверх, вцепившись в скамью, которая поддерживала его вес. Голова скрага склонилась набок. И Гримнир, не переставая улыбаться, поднял подбитый гвоздями сапог и наступил на череп Фрэга, разбив его вдребезги вместе со скамьей под ним. Он оглянулся через плечо на своих четырех братьев.

По-прежнему ничего. Ни малейшего проблеска храбрости. Гримнир небрежно взял со стола глиняную кружку с элем; он понюхал ее, прежде чем опрокинуть. Несколько капель попало ему в горло, остальные смыли кровь с нагрудника кольчуги. Причмокнув, он вытер подбородок рукавом, повернулся и, широко раскинув руки, указал на четверых.

— Убейте его, черт побери ваши глаза! — взревел Балегир. Его голос, как удар хлыста, пронесся над головами четырех братьев; только это побудило их действовать.

Выкрикивая непристойности в адрес друг друга, они вскинули оружие и бросились в атаку, разбившись на пары. Брат, шедший впереди, держал бородовидный топор. Его покрытое пятнами ржавчины лезвие просвистело, угрожая разрубить Гримниру голову. Скрелинг уклонился от этого удара; не сбавляя шага, Гримнир ударил брата тяжелым глиняным кувшином, который держал в левой руке, разбив кувшин о висок. Брат пошатнулся, кровь смешалась с осколками посуды, которые дождем посыпались на пол…

Гримнир переступил с ноги на ногу. Второй брат в очереди, отведший руки назад, чтобы нанести удар мечом, который мог бы срубить небольшое деревце, умер, когда обломок рукояти бутыли вонзился ему в шею. Гримнир полоснул им по мышцам и артериям, а затем вонзил его в горло. Брат захлебнулся кровью, падая на пол…

Гримнир резко повернулся вправо. Он уклонился от яростного удара мечом; свистнул Хат, рассекая кожу, мускулы и внутренности, чтобы выпотрошить третьего брата, как связанного борова. Гримнир грубо оттолкнул его с пути…

Последний брат попытался остановиться. Его ноги в сапогах потеряли опору на залитых кровью досках пола. Он поскользнулся и упал навзничь. Когда он ударился об пол, Гримнир был уже рядом. Этот брат умер от того, что Хат пронзил его грудину, легкие и, наконец, сердце.

Гримнир плавно поднялся на ноги. Он оставил Хата лежать в теле своего брата, а сам покончил с последними делами. Брат, о голову которого разбили кувшин, попытался подняться. Он потянулся за своим топором, но Гримнир схватил его одной рукой за шею и плечо, другой за подбородок. С громким стоном и резким поворотом Гримнир сломал ему шею.

Под сводами Варгхолла воцарилась тишина. Единственным звуком было прерывистое дыхание Гримнира, со свистом вырывавшееся сквозь стиснутые зубы. Он обвел взглядом собравшихся родственников, своих кузенов всех степеней, как по материнской, так и по отцовской линии. Сардоническая усмешка заиграла в уголках его рта.

— Ты дорожил ими всеми, так? — спросил он, поворачиваясь к трону своего отца. — Фо! Почему…

Балегир выбрал именно этот момент, чтобы нанести удар. Булава с волчьей головой, Могронд, вылетела со стороны слепого глаза Гримнира. Она попала ему между ухом и отсутствующим глазом; почерневшее железо разорвало кожу и раздробило кости. Голова Гримнира дернулась вправо, когда его череп прогнулся под этим неожиданным ударом, и осколки вонзились в мозг.

И Гримнир, сын Балегира, умер прежде, чем его тело успело упасть на трупы его братьев.

ЗА СТЕНАМИ Ульфсстадира, под охваченным грозой небосводом, между стаями облаков и столбами кузнечного дыма сверкали цепочки жутких молний; каждый обжигающий взрыв заставлял плясать сгустки теней в их неестественном свете.

Среди этих искореженных и искривленных теней двигалась группа скрагов. Они вернулись с поля боя у залива Гьёлль — все еще одетые в окровавленные лохмотья, в которых погибли, — и шли по следу, который могла почувствовать только одна из них. Эта маленькая убийца, Кётт, двигалась на дюжину шагов впереди своей дикой стаи. Кошка низко склонилась, почти согнулась пополам, и ее тонкие ноздри раздулись, когда она уловила слабый запах. Снага шел следующим, его окровавленное лицо было серьезным. Остальные следовали за ним.

— Они пришли этим путем? — прошептал он. Они находились у подножия холма, на котором стоял Ульфсстадир, под скалистым откосом, который вел к так называемой Задней двери. Здесь, среди осыпей и рыхлых камней, было очень мало укрытий, хотя даже Снага мог различить тропинки среди обломков. — Или мы обдираем кору не с того дерева?

Кётт отмахнулась от него. Она неуверенно поворачивалась из стороны в сторону. В какой-то момент показалось, что она вот-вот свернет налево, обратно к дороге, ведущей из Ульфсстадира в залив Гьёлль, изрытой колеями и утоптанной бесчисленными шаркающими ногами; мгновение спустя легкий ветерок донес до нее знакомый запах. Она пристально посмотрела направо, глаза ее горели, как желтые лампы, за завесой волос.

— Ну?

Она ничего не сказала. Затем Кошка направила один из своих ножей на заросли ясеня и ивы, растущие на неровной земле в нескольких десятках ярдов от нее. Там была вода. И что-то еще. Теперь Снага тоже почувствовал его: насыщенный железом запах крови.

— Там, — прохрипела Кётт.

Снага выпрямился во весь рост. На этот раз у лорда скрагов был другой топор — бородовидный, из почерневшей стали и окованного железом дуба, взятый с поля боя. Он поднял его и сделал жест остальным.

— Вы, ребята, рассредоточьтесь. Мы с Кётт идем туда, чтобы вернуть нашего товарища. Длиннозуб, который его поймал, не такой слизняк, как большинство других, так что убедитесь, что вы запаслись мужеством. От этой битвы не убежишь. Вы меня понимаете?

— Понимаем, вождь, — пробормотали скраги. Они тоже подняли оружие и потуже затянули пояса.

Снага кивнул. Затем, следуя за Кётт, они углубились в рощу. Не прошло и часа, как здесь разжигали костер; он чувствовал запах дыма от углей, смешанный с вонью горящего мяса. Кётт вытащила свой второй нож. Они приблизились к небольшой поляне в центре рощи. Молнии с небес потрескивали и сверкали, отбрасывая узоры света и тени на разбросанные камни и обтесанное дерево, на старую корзину, сплетенную из тростника, и пустые бутылки из-под медовухи, на все еще тлеющий костер. Воздух наполнился глухим шелестом, похожим на шипение воды на слишком горячих камнях.

А на сучковатой ветке дуба заскрипела веревка, когда обезглавленная туша медленно изогнулась; она висела, подвешенная за ноги, раздетая и готовая к разделке. Из обрубка шеи все еще сочилась кровь. Струйки этого черного мясного бульона добрались до корней костра и заварились на его углях. Вытянутые руки тянулись к каменистой почве Настронда, но безуспешно.

Из покрытого шрамами горла Кётт вырвалось приглушенное рычание. Снага опустил топор, его глаза горели неприкрытой яростью. «Блартунга», — сказал он.

Кошка