Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Флип оборачивается. Президент встает на четвереньки; кровь течет по его рукам и цветам. Подняв голову, он широко и хищно улыбается, как тигр при виде долгожданной добычи. Но смотрит он не на Флипа; Клара – вот кто нужен ему на самом деле. Девушка это понимает. Понимает, но не отступает.

– Быстрее! Пожалуйста…

Усики и ползучие корни орхидей змеятся по полу. Куда быстрее, чем можно ожидать от растений. Тугие стебли пульсируют, раздуваясь в изгибах. Президент уже стоит на ногах, качаясь из стороны в сторону.

– Порка! Порка! Цветение! – Президент шагает к стене и замирает. Затем снова шагает.

Задыхаясь от ужаса, уже не за себя, а за Клару, Флип бросается вперед. Последний отчаянный рывок, пан или пропал. Не для того, чтобы спастись самому, а чтобы вытолкнуть девушку. И в то же мгновение пальцы Клары смыкаются на его запястье. Она изо всех сил тянет Флипа к себе, так что он ударяется подбородком о раму картины.

– Давай же! Помоги мне! – В голосе Клары слышатся боль и отчаянье. – Одна я не смогу тебя втащить!

За спиной звучат шаги Президента. Как удары огромного молота на скотобойне: каждый начинается чавкающим звуком, когда Президент отрывает ногу от липкого от крови пола. Сварливый голосок уже ничего не говорит, а только воет на высоких нотах.

Опираясь свободной рукой о раму, Флип пытается подтянуться. Клара хватает его за ворот. Откинувшись назад, она тянет его внутрь картины. Флип чувствует себя соломенным чучелом, у которого нет ни мышц, ни костей. Он очень хочет ей помочь, но способен лишь дрыгать ногами.

– Пора Цветения стоит на пороге! Плодим наши гряды!

Флип смотрит на девушку, видит, что она плачет. И понимает, что она его не отпустит. Даже когда Господин Президент…

Последний рывок отнимает все силы. Последний рывок… И сквозь картину-окно Флип вываливается на мостовую старинного города. Клара, не устояв на ногах, падает на спину, но тут же вскакивает и бросается к высокой афишной тумбе. Двумя руками она срывает плакат – Флип не успевает разглядеть, что на нем изображено, – комкает его и отбрасывает как можно дальше. Порыв ветра подхватывает бумажный ком, и тот, подпрыгивая как мячик, катится вверх по улице.

Флип остается лежать, прижимаясь щекой к влажной брусчатке. Девушка подходит ближе, садится рядом на мостовую.

– Ты как, в порядке? – Она пихает его пальцем под ребра.

Флип мычит что-то неразборчивое. От внезапно навалившейся усталости слипаются глаза. Мир все еще продолжает крутиться перед глазами.

– Что? – переспрашивает Клара. Она тяжело дышит, голос хрипит. – Я спрашиваю, ты живой или как?

Она снова пихает его в бок. Флип стонет, собирается с силами… И говорит единственное, что кажется ему важным – здесь, сейчас и всегда:

– Я тебя люблю.

– Че?

Голос прозвучал хрипло. Даже грубо, по-мужски. Сейчас он совсем не походил на переливы серебряного колокольчика.

– Я тебя…

– Друг, ты бредишь, что ли? – перебил его грубый голос. – Не проспался? Или напился до белой горячки?

Флип повернул голову. Ощущение было такое, будто в черепную коробку вбили железнодорожный костыль. Не выдержав, Флип громко застонал.

– Ну, хоть живой, и то хорошо… – сказал мужской голос. – На вот, глотни, может, полегчает?

В нос ударил мерзкий запах дешевого алкоголя. Желудок, не ожидавший такой подлости, резко сжался – Флип едва успел перегнуться через бортик кровати, прежде чем его вырвало. Впрочем, судя по состоянию постели, уже не в первый раз. Кто-то сочувственно постучал его по спине.

– Может, сигарету?

Флип не ответил. Перед глазами все расплывалось. Лишь огромным усилием воли он смог сфокусировать взгляд. Никакой девушки, никакого старинного города. Он лежал в своей собственной постели, в своем номере, а над ним склонилась опухшая рожа с воспаленными, красными глазами. Хавьер… Сон, теперь-то ясно, что это был сон, таял, распадаясь на бессмысленные осколки.

– Проклятье… – простонал Флип. – Какую дрянь мы вчера пили?

– Немного того, немного этого. – Хавьер пожал плечами. В его пальцах тлела сигарета. Столбик серого пепла давно должен был упасть, но никак не падал.

– Немного?! – выдохнул Флип.

– Ну… Для кого как, – философски заметил Хавьер.

– Черт. – Флип откинулся на подушку, мечтая о том, чтобы голова его как можно скорее взорвалась. Подушка была мокрой и липкой, и даже думать не хотелось почему.

– Ты прости, друг, – сказал Хавьер, глубоко затягиваясь и выпуская в лицо Флипа облако вонючего дыма. – Не хотел тебя будить, но ты так дергался во сне, что я подумал – мало ли чего.

– Черт, – повторил Флип. – Лучше бы ты меня пристрелил, пока я спал.

Он прикрыл глаза, но под веками продолжилась дикая свистопляска. Разноцветные пятна кружили в безумном хороводе и не желали успокаиваться. Флипу казалось, что он падает в бездонную пропасть, и, чтобы хоть как-то уцепиться за реальность, он снова открыл глаза. Уставился на потолок, весь в желтых подтеках, с хлопьями осыпающейся штукатурки. В мире нет ничего более материального, чем потолок в его номере… Если бы он так не кружился, цены бы ему не было.

А ведь ему приснилось что-то важное… Может быть, начало новой поэмы, может быть – что-то еще. На мгновение из глубин памяти выплыл образ девушки с заплаканными глазами. А следом за ним – широкая физиономия Президента Республики. И было в этой физиономии что-то такое, отчего Флипа снова вырвало, прямо на одеяло.

– О Господи, – простонал Хавьер. – Друг, да ты совсем не умеешь напиваться. И кто, по-твоему, это должен убирать? Вот дерьмо… Какого черта ты улыбаешься как идиот?

Глава 23

Служебную машину, замаскированную под обычное такси, капитан Варгас остановил в трех кварталах от места назначения. Там, где канал Святого Мартина нырял под кирпичную арку и потом до самой реки нес свои мутные воды под землей. И это было хорошо: ниже по течению в канал выводились канализационные стоки со всего округа, а держать их на виду не стоило. Дело даже не в количестве нечистот, хотя и этого хватало. Просто люди имеют привычку задавать глупые вопросы вроде «А чье это тело?» или «А что у него с головой?». Любопытство же, как известно, до добра не доводит.

Варгас вылез из машины и остановился, доставая из кармана сигареты. До отеля «Луна» отсюда минут десять пешком, а погода стояла особенно отвратительная. Желто-серое небо походило на половую тряпку,