Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Он не стал уточнять, у кого могут возникнуть вопросы, но намекал на Тайную Жандармерию. Варгас мысленно усмехнулся – забавно будет почитать донос, который этот тип пошлет в контору, а потом лично поблагодарить его за бдительность.

– Приехал вчера, – сказал капитан. – На похороны однополчанина. Вынужден задержаться на время решения вопросов, связанных с наследством.

– Ага, – сказал портье. Ему хотелось еще к чему-нибудь прицепиться, да только цепляться было не к чему. – Ясненько. Тогда желаю приятно провести время.

– На похоронах? – со злой вежливостью переспросил Варгас.

Портье не стал извиняться, а просто швырнул капитану ключи. Настроение у него, похоже, было препаршивым. Наверное, его кто-то обидел или у него болел живот. Капитан поймал брелок и сдержанно кивнул.

– Завтрак по расписанию в восемь часов, – сказал портье и со злорадством добавил: – Вы его пропустили. Ужин тоже в восемь. Желательно не опаздывать – хозяйка не любит опозданий.

– Ясно. Один вопрос, – сказал капитан, прежде чем подняться по лестнице к своему номеру.

– Что еще?

– Меня интересуют соседи.

– А что соседи?

– Надеюсь, они не слишком шумят? Я не люблю, когда мне мешают.

По расчетам Варгаса, таинственный Хавьер, ради которого он сюда и явился, должен быть личностью буйной и несдержанной. Обычный человек не станет бросать банку с краской в портрет Президента Республики. И на эту несдержанность у капитана имелись большие планы.

– Всякое бывает, – вздохнул портье. – Жильцы разные, а нормальных нету.

Он смерил капитана оценивающим взглядом.

– Паноптикум. У нас есть даже анархистка с юга… Уж не знаю, шумит ли она по ночам, но стерва та еще.

Он произнес это с такой горечью и злобой, что Варгасу даже стало жаль таинственную анархистку. За что можно так невзлюбить человека? Не дала она ему, что ли?

– Вопросы политики меня не интересуют, – сказал капитан, занося полученные сведения в мысленную записную книжку. Значит, анархистка… Любовница Хавьера? Судя по выходке на вокзале, он вполне мог быть из анархистов. Что было бы весьма кстати – анархисты чаще других склонны к импульсивным поступкам.

– А зря, – сказал портье. – В наше время политика должна волновать каждого. Если мы не сплотим наши ряды, то это отребье столкнет нашу страну в пропасть. И никогда в ней не будет ни Порядка, ни Процветания.

Капитан присмотрелся к нему с интересом. Маленький, плюгавый, с гаденькой физиономией… Похоже, он ненавидел всех и вся, кроме самого себя. Есть такой тип людей. Обиженный на весь мир за то, что никто не любит его и не ценит. Такому только дай повод вцепиться кому-нибудь в глотку. Тому, кто не сможет дать сдачи. И слова Президента нашли в его душе благодатную почву. Капитан все никак не мог взять в толк, почему пустые речи Президента так нравились подобным людям. Они ведь действительно видели в них смысл и верили им. Именно на эту породу они действовали особенно сильно.

Портье ощерился, глядя на капитана. Все ждал – не скажет ли тот чего-то недозволенного? Но Варгас промолчал. Всему свое время, а пока не стоит привлекать к себе внимание. Он просто отставной солдат Антуан Риверди, который приехал на похороны сослуживца. И в его чемодане нет никакой бомбы.

Взмахнув брелоком от ключей, капитан зашагал вверх по лестнице. В чемодане неслышно шуршала вощеная бумага. Капитан Варгас готовился переписать историю.

Глава 24

– Клара! – Голосок прозвучал над самым ухом. – Клара! Ну, просыпайся же, наконец!

Кто-то дернул ее за рукав, а затем пихнул кулачком в бок. Довольно ощутимо, как может пихнуть только маленькая, но очень настырная девочка.

– Сколько можно спать? Мы почти уже приехали!

Вслед за детским голоском – Дафна, а кто еще? – в сон пробрались поскрипывание трамвая и стук колес по разбитым рельсам. Клара глубоко зевнула и открыла глаза. Все так и есть: трамвай вез их по красивой, но обшарпанной улице сквозь морось дождя. По мостовой куда-то спешили люди – темные тени в темных плащах, – и ничего хоть сколько-нибудь похожего на зверинец.

– Я спала? – спросила Клара, потирая холодный висок: она уснула, прислонившись к окну.

– Вырубилась, как только мы сели, – без обиняков сказала сестра. – И даже храпела!

– Храпела?!

– Ага! – радостно закивала Дафна. – Вот так: хрр-пфф, хрр-пфф…

Клара в ужасе огляделась. Пассажиров в трамвае было немного, и никто, в общем, не косился в ее сторону… Почти никто.

– Черт… – Клара отвернулась к окну, ладонью прикрывая покрасневшее лицо. А Дафна продолжила тарахтеть как ни в чем не бывало:

– Потом кондуктор сказал, что на следующей остановке зоосад, и я стала тебя будить. Еле-еле растолкала.

Дафна устроилась рядом, на деревянной скамье, и так елозила по сиденью, будто вознамерилась отполировать его попой до блеска.

– На следующей остановке? Так нам пора выходить!

Клара встала, протягивая девочке руку. Дафна тоже вскочила – скамейка не изменилась.

– Ты больна? – неожиданно спросила девочка.

– В смысле? С чего ты взяла?

– Мне Макс рассказывал, что есть такая болезнь… нарт… нет – нарколепсия. Если человек ею болеет, он постоянно засыпает. Везде-везде: дома, на улице. Может за обедом уснуть, упасть в тарелку с супом и захлебнуться. А может уснуть на улице и попасть под машину.

Дафна закатила глаза, не иначе как изображая человека, утонувшего в тарелке супа. Выглядело угрожающе.

– Нет у меня никакой нарколепсии, – сказала Клара, хотя на самом деле уверенности не было. Слишком уж часто в последнее время она просыпалась и не могла вспомнить, когда же умудрилась заснуть. До сих пор она объясняла это общей усталостью от поездки на север и расшатанными нервами, но что, если сестра права?

Трамвай свернул на широкий бульвар и остановился напротив парка за железной оградой. На кованой вывеске над воротами значилось «Зоологический сад» и тут же, для тех, кто не умеет читать, стояла статуя слона из раскрашенного гипса. Глаза слона неряшливо обвели черной краской, засохшей подтеками, так что издалека казалось, будто он плачет. И понятное дело почему – на его боку кто-то написал грубое ругательство, а на лбу красовалась огромная буква «А», символ анархистов. Похоже, надписи пытались отскоблить, но ничего путного не вышло: на лбу и боках статуи появились глубокие раны, а слова все равно остались.

Клара с Дафной вышли и зашагали к открытым воротам.

– На самом деле это не настоящий слон, – рассказывала девочка таким тоном, будто открывала сестре страшную тайну. – Настоящий слон внутри. Он большой, старый, и его зовут Соломон. И у него отпилены бивни… А этого здесь специально поставили, чтобы все знали, что тут есть слон. Еще тут есть