Черные ночи - Геновева Димова

Нервный смешок сорвался с губ Косары. Какая нелепица… Между Асеном и Змеем была пропасть различий. Единственное, что у них общего…

Единственное, что у них общего, поняла Косара с удивлением, — это то, что они оба монстры. Исходящее от Асена тепло напоминало ей об этом, ненадолго возвращая ее мыслями назад, во дворец Змея и в его объятия.

«Нет», — возразила она мысленно, приглушив чужой голос в сознании. Это чушь. Змея больше нет. Она видела прошлое, не будущее, и целовал он не ее. Теперь все это не имело значения.

Да, Змея больше нет. Есть только она и Асен, вдвоем под старым рваным одеялом. Только они двое.

Она посмотрела в его глаза, мягкие и немигающие, и, когда он вернул ей такой же взгляд, стало трудно поверить, что он ее не хотел. К черту все колебания, переживания! Неудачный выбор? Что ж, неудач на ее долю и так выпало с лихвой.

Косара наклонилась ближе к нему. Она почувствовала на щеке теплый выдох Асена, и его губы коснулись ее губ. А когда она не отстранилась, он неожиданно прижался к ней, отчего она нечаянно стукнулась о его зубы своими.

«Превосходно, Косара! Наконец-то решиться на поцелуй и тут же все испортить».

Но он не прервал поцелуй, лишь нежно прикусил ее нижнюю губу. Косара рассмеялась, закидывая руки ему за шею и притягивая его ближе, пока ее нос не наполнился его запахом, а рот — его вкусом. Ее живот трепетал, наполовину от нервов, наполовину от желания. К ней так давно никто не прикасался, она совсем отвыкла.

Он ласково подтолкнул ее, дав лечь спиной на пол, и оказался на ней. Его волосы покалывали ее лицо, щетина царапала щеку. Она провела рукой по его позвоночнику, добившись стона из его губ, а затем, ободренная, позволила своим пальцам скользнуть под его рубашку, вдоль его живота, где была тонкая дорожка волос. Он целовал ее в губы, спускался по подбородку и шее, касался губами ключицы…

Как раз когда Косара подумала, что он доберется до какого-нибудь интересного места на ней, он оперся на локти и привстал, весь растрепанный, запыхавшийся, с приоткрытым ртом. Она ухмылялась, не в силах сдержать это теплое чувство внутри себя, но — его лицо стало серьезным, глаза — темными и большими. Он казался почти ошеломленным. Он открыл рот, чтобы что-то сказать…

И тут раздался грохот. Они оба вздрогнули. Косара сдавленно ахнула.

Сильный порыв морозного ветра пронесся по комнате, как будто распахнулась входная дверь. От холода руки Косары покрылись мурашками. В коридоре кто-то яростно бился о стены, снова и снова, все ближе и ближе.

Пронзительный женский вопль Косара узнала сразу же.

Боряна.

20

Асен

Кикимора стояла на пороге, источая запах свежепролитой крови. Ее ноги болтались в воздухе, не касаясь половиц, бледные и безвольные.

Она закричала так громко, что у Асена завибрировали барабанные перепонки. Крик словно подтолкнул ее — и вот она уже летела к нему, а он отползал, пока не ударился спиной о стену.

Сначала он даже не признал в кикиморе Боряну. У его Боряны губы были полными и алыми, а у кикиморы — серыми и иссушенными. У Боряны был нежный румянец, а щеки кикиморы походили на бледные впадины на изможденном лице. Боряна элегантно одевалась, а на кикиморе болталось поношенное белое платье в пятнах крови…

Но главное, Боряна была живой, а от кикимора с ее синеватой кожей так и несло гниющей плотью.

Но потом он узнал эти глаза. Он помнил каждую золотистую точку на ее радужках, мог нарисовать по памяти каждую ресничку. Эти глаза принадлежали Боряне. И волосы тоже были ее: они ниспадали на лицо ярко-красным, пожарным ореолом.

Как и на кладбище той зимой, Асен не мог бороться. Любовь к этой женщине все еще жила в нем и, что еще хуже, соседствовала с виной. Теперь ему пришлось добавить к этой вине и то, что она застала его целующимся с Косарой. Видела ли она? Знала ли?

Он не понимал, что ей нужно. Его кровь? Его плоть? Его сердце? Что бы это ни было, глядя в эти глаза, он не смог бы ей отказать.

Кикимора ударила его когтистыми руками по груди. Боль заставила его зашипеть. Кровь быстро пропитала его рубашку, окрасив ее в красный цвет.

Асен не сопротивлялся. Если ей нужно пожрать его заживо, чтобы обрести покой, значит быть по сему. В конце концов, это он виноват в ее гибели.

Но затем меж воплями кикиморы вклинился другой голос, голос Косары. И его глаза встретились с ее глазами: Косара с ужасом наблюдала за ним из-за спины кикиморы. Ее губы шевельнулись, шепча лишь одно: «Пожалуйста, останься со мной». Как будто он умирал. Однако, когда острые, как скальпель, когти кикиморы вновь полоснули его и прорезали кожу, он понял, что так все и есть.

Асен перевел взгляд с испуганного лица Косары на разъяренное Боряны, затем снова на Косару.

Внезапно он понял, хоть и с чувством вины, что хочет остаться. А умирать не хочет.

Его смерть в любом случае не поможет Боряне ничем. Ее убил не он, а ее собственный отец. Сердцем Асена она не насытится…

Или, по крайней мере, так он себя убеждал, действительно не желая умирать.

К сожалению, одного осознания было мало. Он слишком ослаб после битвы с мратиняком, чтобы сопротивляться еще и кикиморе.

Он напрягся, пытаясь оттолкнуть ее, но это было все равно что толкать паровоз. Доверяй он себе чуть больше — попытался бы обратиться, но, во-первых, доверия к себе у него не было, а во-вторых, он не знал, как вызвать обращение.

Когда он пригнулся, чтобы уклониться от когтей кикиморы, то снова увидел громко ругающуюся Косару. Ведьма выудила из кармана банку зачарованных чернил, упала на пол, отвинтила крышку и, за отсутствием кисти окуная в банку пальцы, принялась рисовать.

Асен понятия не имел, в чем именно заключался план Косары, но знал, что должен выиграть для нее время. От следующей атаки кикиморы он уклонился, и та рухнула, пролетев мимо него. Но не остановилась и тут же вскочила на ноги, шипя и плюясь. Асен же снял медную сковороду с потолочной балки и приготовился нанести удар.

Лучше всего бить по лицу. Но он не мог этого сделать. Не мог ударить Боряну.

«Это не Боряна, — умолял его разум. — Это