Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей

той и вовсе не существовало, и устремилась дальше: нырнула в землю, взлетела вверх, закружилась вокруг каждого всадника водоворотом, но тоже ничего не нашла. Рёта нахмурился, встревоженный происходящим не меньше Хитоси, который уверенно сжимал рукоять катаны, но пока не доставал ее.

Лошади замерли посреди дороги, взволнованно всхрапывая и перебирая копытами, встревоженные поведением всадников. Аямэ, чуть отставшая ото всех, рассматривала напряженные спины и руки, готовые в любой момент оголить клинки против врага, все еще сокрытого, а потому более опасного.

– Не найдется ли у вас монеты? Хотя бы одной?

В прозвучавшем одновременно из ниоткуда и отовсюду женском голосе слышалось несчастье и отчаяние. Рюити обнажил тати, замотал головой и едва не рычал, готовый бросить в бой, но продолжал стоять на месте, не зная, куда и, главное, на кого направить свое недовольство.

«Она неправильная!»

«Злая!»

«Опасная!»

«Берегись тысячеглазой!»

Аямэ вздрогнула, когда неясные голоса заполонили разум, отвлекая от окружающего мира. Кикимими вновь проявился в самый неожиданный момент, но в этот раз не вел ее по следу ёкая, а предупреждал об опасности.

В небе затрещали птицы. Взмывшие вверх с ближайших деревьев, где прежде спали, они гневными голосами нарушили мертвенную тишину, заставив оммёдзи насторожится еще сильнее, а Аямэ – поморщиться от их криков.

«Мерзкая!»

«Проклятая!»

«Как смеет…»

«Такие, как она, не должны существовать!»

«Убей ее!»

Последнее звучало все чаще и чаще, пока не слилось в один непрекращающийся шум, что бил в голове колокольным звоном. Аямэ выпустила луку, прижав ладони к вискам и заставляя агрессивно вспыхнувшую ки успокоиться. Истощение в сочетании с подступившей опасностью позволили кикимими проникнуть в разум, и, не будь птичий крик настолько оглушительным, она бы благодарила этот дар. Но сейчас, когда их могли атаковать в любой момент и следовало оставаться собранной и сосредоточенной, Аямэ проклинала подарок, который вызывал головную боль.

– Монета. Всего четыре мон… нет, один! Один мон! Неужели у таких могучих господ нет даже одного мона? Или же у вас только рё?[104]

Аямэ захрипела, силясь преодолеть боль, которая упорно давила и отказывалась исчезать. Женский голос звучал ближе, но его обладательницу все еще никто не видел. Птицы загалдели громче, словно их стало больше. Лошади взволнованно заржали, учуяв опасность.

И наконец оммёдзи накрыла демоническая ки.

Она появилась резко, как гром среди ясного неба, и оглушила так же. Энергия перекрыла щебет птиц, заставила лошадей испуганно прижать уши и попятиться, а Сайто – обнажить мечи.

В неожиданно возникшем ки ёкаев Аямэ обрела каплю благословения – энергия оказалась столь сильной, что опустошила ее разум, на мгновение приведя Аямэ в чувство.

«Сосредоточься», – велела себе Аямэ. Приказ подозрительно напоминал голос Цубасы, но она решила не обращать на это внимания, предпочтя направить ки внутрь себя. Энергия – поначалу острая и резкая, отображавшая состояние Аямэ, – стихла, закружилась возле сердца, растеклась по телу, согревая его, и наконец укутала разум, отгораживая от чужого влияния и давая Аямэ вдохнуть полной грудью. В висках еще отдавало болью, но ее было легко игнорировать.

Все произошло быстро, но даже эти мгновения показались вечностью, когда мир обрел четкость и ясность.

На дороге стояла фигура, возникшая буквально из ниоткуда. Лицо ее скрывала накидка, угольно-черные волосы почти касались земли и блестели в лунном свете. Роскошное фурисодэ совершенно не сочеталось с образом бродяги, который пыталась изобразить девушка, скромно протягивая руку.

– Монету!

Теперь она не просила – требовала. Бледная ладонь дрогнула, обнажилось запястье, и Аямэ недоуменно взглянула на птичий глаз, который моргнул и вперился в нее. Прежде тонкая кожа на руке девушки взбугрилась, словно что-то пыталось выбраться наружу, и рядом с первым птичьим глазом открылись еще несколько. Лихорадочно вращаясь в том, что отдаленно напоминало веки, они пытались охватить окружающее их пространство, но в итоге все замерли и уставились на оммёдзи.

– Что за дря…

Один из парней, чьего имени Аямэ так и не вспомнила, замолк посреди слова. Вместо связной речи из горла раздались булькающие звуки, прорвавшиеся наружу кровавым кашлем. Он пытался сказать что-то еще, хватался руками за стремительно синеющее горло, а неизвестное проклятие только становилось сильнее – кровь вытекала из всех отверстий на голове. Не прошло и пары мгновений, как мертвое тело повалилось на крепкую шею лошади.

И до того растревоженные демонической энергией, учуяв запах крови, лошади окончательно сошли с ума и встали на дыбы. Аямэ не рухнула на землю только потому, что сработало предчувствие вкупе с выработанной годами практикой реагировать на все быстрее мысли. Ухватив поводья, она резко потянула их, чтобы заставить Стремительную успокоиться.

– Господин оказался богат! И щедр!

Демоница оказалась между оммёдзи настолько быстро, что никто не понял, когда это произошло, и с такой же быстротой принялась осматривать тело. Заняв место позади умершего, она с небывалой проворностью рылась в рукавах его хаори, подобно любовнице запускала руки под одежды, вытаскивая наружу веревки с нанизанными на них деньгами, и уверенно игнорировала поясной мешочек, в котором обычно хранились талисманы.

– Мерзавка!

Рюити, оказавшийся к ней ближе всех, взмахнул тати и обрушил его на девушку, но та лишь рассмеялась, легко соскальзывая вниз, так что удар пришелся на и без того растревоженную лошадь. Клинок, наполненный ки и потому куда более опасный, чем обычное оружие, врезался в тело умершего Сайто с хлюпающим звуком, разрубая его пополам, и впился в животное, которое тут же рухнуло замертво.

– Вы только посмотрите! Такой сильный господин! – восхищенно прокричала демоница за спиной Аямэ, которая пыталась удержать собственную лошадь, – Стремительная наотрез отказывалась слушаться, равно как и остальные животные.

Отпустив поводья, Аямэ вытащила из-за пояса кайкэн[105] и наотмашь ударила им себе за спину, взывая к богам в надежде, что попадет по демонице. Молитву явно услышали – короткое лезвие вошло во что-то мягкое, а ее оглушил визг ёкая, раздавшийся над ухом.

– Аямэ! – Как возле нее оказался Хитоси, Аямэ не знала, но благодарила брата за неожиданную помощь – он быстро стащил ее с лошади, не дав демонице вонзить в нее когти.

Ранение ёкая стало отправной точкой, послужившей началом хаосу. Демоническая ки вспыхнула с новой силой, но теперь в ней чувствовалось присутствие не одного ёкая, а сразу нескольких. Их энергии переплетались, ударялись друг о друга и расходились в стороны, связывались вместе, превращаясь во что-то новое, из-за чего напоминали спутанный клубок.

Мир водоворотом закружил Аямэ, когда Хитоси резко потянул ее на себя, развернул и толкнул на землю, придавливая собственным телом. Охнув не столько от боли, сколько от неожиданности и навалившейся на грудь тяжести, Аямэ попыталась столкнуть его, чтобы иметь возможность защитить себя, но шипение над головой изменило планы – сперва следовало позаботиться о состоянии Хитоси.

Призванный Аямэ волк в прыжке оттянул от них аманодзяку. Ярко-красная кожа, горевшая в лунном свете подобно киноварному пятну на бумаге, одинокий рог, торчащий из головы, ростом чуть ниже обычного мужчины… Они слишком походил на человека и в то же время отличался от него. Его не беспокоила рана, полученная от укуса сикигами, – наоборот, он выглядел слишком довольным. Даже когда Аямэ призвала еще двоих духов, аманодзяку в ответ только широко улыбнулся, словно предвкушал славное угощение.

– Гореть тебе в пламени Аматэрасу! – прошипел сквозь зубы Хитоси и бросился на они.

– Только после тебя, – осклабился в ответ аманодзяку, проворно уходя и от катаны, и от волка, и нацелился на Аямэ, явно посчитав ее более слабым противником.

Она избежала атаки в последний момент. Не потому, что голова все еще отзывалась глухой болью или Аямэ не могла вовремя отреагировать. Неожиданно всплывшее в голове небрежно оброненное наставление Цубасы, что пусть ее лучше недооценивают, заставило до последнего оставаться на месте, играя роль неумелой девицы. Аманодзяку ухмылялся во весь рот, предвкушая победу, – полный рот острых пожелтевших зубов оказался у самой шеи Аямэ, когда она всадила в его глотку кайкэн.

В этот раз крик боли не оглушил, а подарил мрачное удовлетворение. Оцепенение пропало, тело вновь ощущалось родным и привычным, а разум сосредоточивался на каждой детали,