Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

– Что вы делаете? – произнес Отто сонным голосом.

«Я люблю своих сыновей».

Они не задышали. Ни один.

Алеш в двух словах объяснил Дубскому, как можно помочь им своим дыханием. Он сам делал это только однажды, но там ничего сложного. Главное – успеть.

Алеш все выполнил как надо, аккуратно и быстро. Он не понимал, до чего ему нужно успеть, но знал, что это самый важный момент в его жизни. Алеш толкал Конрада в грудь и дышал за двоих, пока не увидел, как после очередного толчка безвольно ударились в землю кончики коротких одеревеневших пальцев. Он вдруг почувствовал, как отвратительно на самом деле пахла рыхлая бледная пена у Конрада вокруг рта. Дубский в очередной раз распрямился, не отрывая сложенных рук от застывшей груди Лотара, и посмотрел на Алеша выпученными глазами.

Тогда он с пронзительной ясностью осознал, что мальчики пробыли в воде слишком долго.

Смерть есть смерть. Она всегда одинаковая. Алеш знал ее в лицо, и никогда прежде ему так не хотелось обознаться.

– Что дальше делать, мастер? – спросил Ремеш Дубский, подмастерье главного палача.

Надо отвечать, когда палач спрашивает, но Алеш не произнес ни слова.

«Я ничего не могу сделать».

Мастер Матей рано научил его признавать поражение. В конце концов смерть побеждает всех, и проигрывать ей не стыдно. Долг лекаря – дать достойный бой и понять, когда пора остановиться. Это нормально – просто оставить в покое бездыханное тело, отдать родным умершего, чтобы те бессмысленно его тормошили. Труп – всего лишь труп, в нем больше нет человека, он ничего не почувствует, ему все равно. Алеш наизусть это помнил и своими глазами видел десятки раз.

Вместе с зажатым в кулаке воротом детской рубашки он скомкал, как исписанный лист бумаги, все, в чем был так твердо убежден, и единственный раз обнял своего старшего сына. Конрад родился первым из близнецов и заплакал громче всех младенцев, которых Алешу довелось принимать.

Теперь он только молчал.

Алеш сидел на коленях, уставившись прямо перед собой, и ничего не видел и не слышал, кроме воды. Такое простое вещество – вода. Она повсюду. Ее очень много. Ее слишком много.

«Заткнись, вода. Остановись и гори».

На него надвинулась большая тень.

– Алеш, – позвала тень.

Он поднял глаза.

Тень оказалась владыкой Отто Тильбе, и владыка сказал:

– Давай отнесем их домой.

Лучше бы он не поднимал глаз. Алеш увидел Лотара на руках у Отто, мертвенно-синего, с запрокинутой головой и безмолвным открытым ртом. У него не хватало духу смотреть, но он смотрел, и образ этот въедался в память, как чернила.

Алеш зажмурился, сжал крепче в объятиях окоченевшего Конрада, потом перехватил его под коленями и поднялся на ноги. Он не думал, что у него это получится. Получилось. Алеш выставил в сторону левый локоть, чтобы затылок Конрада лежал на нем, как на подушке, чтобы голова не болталась, словно кукольная.

«Это не просто трупы. Это трупы моих детей».

Венцель подошел ближе и поднял с земли куртку Алеша. Зачем? Не нужно. Пусть остается здесь. Часть его уже осталась здесь навсегда.

Что значит «навсегда»? «Всегда» бывает недолгим. Порой «всегда» длится лишь восемь лет.

Они шли до замка тысячи долгих шагов. Кирта встретила их молчанием – она похоронила много своих господ. Камню, как трупу, все равно. Алеш хотел бы быть камнем. Он хотел бы быть кем угодно, но не собой.

В коридорах стало темно. Когда свет ламп наваливался и придавливал сверху, Алеш от боли прикрывал глаза. Звук шагов капал на голову и растекался, как масло.

У одной из спален они остановились. Господин камергер открыл дверь, выпустив в коридор свет из большого окна, и сказал что-то на ухо прилетевшему управляющему. Борек тут же исчез.

Отто зашел в комнату первым и осторожно уложил Лотара на кровать. Алеш застыл на пороге и крепче прижал к себе Конрада.

«Я не могу его отпустить».

Кашпар возник перед ним с раскрытыми ладонями, как будто предлагал помощь, готовый взять на себя часть тяжелого груза.

«Только не ты. Не один из вас. Хватит. Руки прочь от моей семьи».

Алеш ничего не сказал ему, только мотнул головой. Кашпар понял и сделал шаг в сторону. Пришлось войти. Кровать тут застелили ярким узорчатым покрывалом. Конрад любил все темное, строгое, как его рубашка.

«Пока так, а потом перестелим другое. Мы найдем что-нибудь, что вам обоим понравится».

Подушка глубоко промялась под мокрой кудрявой головой. Алеш убрал завиток за лиловое ухо. Это просто труп. Ему все равно. В нем нет человека.

«И я тоже труп, если я сейчас – капля в его волосах?»

Он очень резко и остро ощутил себя пока еще живым человеком, когда увидел в дверях окруженную посторонними Арнику.

Ей помогли перешагнуть порог и устоять, когда Лукия шепнула, что они пришли. После короткого замешательства госпожа Тильбе преобразилась. Она задрала юбку, забралась с ногами на кровать, проползла вперед на коленях, нащупывая маленькие детские руки, схватила их и обе поднесла к губам.

– Мальчики, – звала Арника. – Мальчики!

Они ей не отвечали, и она продолжала звать, пока не захлебнулась на полуслове оглушительным истошным воплем.

Мир должен был лопнуть и разрушиться от этого вопля, как случилось с Алешем, со всем его существом, но все осталось на месте. Кроме управляющего. Борек загреб руками, как будто старался удержаться на воде, и проговорил:

– Выйдите все. Пусть побудут одни.

Алеш понял, что обращаются и к нему тоже, когда управляющий коснулся его плеча. Он отпрянул и чужим голосом произнес:

– Если госпоже станет плохо…

– Вас позовут.

– Борек, – резко сказала Лукия, – пусть останется.

Дверь за ними закрылась. Арника целовала синие негнущиеся пальцы Конрада и прижимала руку Лотара к груди. Она едва дышала, как будто боялась потревожить чуткий сон. Отто с трудом стоял на ногах. Алеш тоже. Он сел на кровать рядом с Конрадом и прислушался к своему сердцебиению.

«Почему так гулко и часто? Почему так больно, скажите, мастер Матей?»

Арника всхлипнула. Слезы капнули на помятый подол алого платья. Алеш взял ее за руку, в которой нетающей ледышкой сжата была ладонь Лотара, и отчаянная хватка тут же ослабла. Арника несколько раз отрывисто вдохнула, упала ему на грудь и беззвучно заплакала. У нее не осталось голоса, чтобы кричать. Алеш обнял ее и погладил мягкие волосы, которые пахли солодом, ромашкой и смертью.

Отто долго молчал,