Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

не заметил, что этот бархат похож на синяки. Алеш коснулся ее шеи, пытаясь поддеть ожерелье пальцем, и понял: «Это не бархат, дурень, а след удушения. Арника твоя умерла».

Алеш забыл, куда шел. Пропустив банщиц, он сделал два нетвердых шага вперед и случайно заглянул в комнату. Перекладину высоко над изножьем кровати обвивал обрезок женского платка. Алеш метнулся обратно, увидел сочувствие на лице Лукии Корсах, снова развернулся и побежал в свой кабинет.

Дверь оказалась нараспашку. Алеш влетел в комнату и заперся изнутри. Услышав щелчок, медленно сдвинул засов обратно, потому что от этого звука больно закололо под ребрами. Алеш встал спиной к двери и испуганно замер.

На полу у кушетки в высохшей желтоватой лужице валялись осколки маленького пузырька. Алеш присел на корточки и подобрался к ним со всей осторожностью, опасаясь, что от его шагов осколки вдруг подпрыгнут и разбегутся. Он подобрал двумя пальцами самый крупный, на котором прилипла бумажка с надписью, прочел ее и почувствовал, как кровь отлила от лица.

«Настойка арники, – сказала бумажка. – Все, Арника твоя умерла».

Алеш подумал, что так бывает только в трагических поэмах. Но он не набор слов, он – живой человек. У него болели все мышцы, он чувствовал каждую, он чувствовал все. Теперь он чувствовал, что ему нужно сесть и выпрямить спину, иначе все закончится прямо здесь и сейчас, на полу лекарского кабинета. Алешу было все равно, но кабинет возражал.

Взобравшись с огромным трудом на кушетку, он прислонился затылком к стене и попытался восстановить дыхание. У мастера-лекаря Алеша из Тарды абсолютно ничего не получилось. Он закрыл руками горящее лицо, медленно выдохнул, и вместе с воздухом из груди сам собой вырвался крик. Он поймал эхо в ладони, и оно утащило его в пустоту.

Алеш очнулся от хлесткого шлепка по щеке. Он все так же сидел на кушетке, а на полу блестели осколки склянки.

«Я не спал. Мне все это не приснилось».

– Прости, – сказал Еник. – Не знал, как до тебя докричаться. Я уже… Мне так жаль, Алеш. Мне так ужасно жаль…

Он говорил это искренне, и от искренности стало больно, как от огня. Алеш застонал, сдерживая подступающий к горлу вой, переждал приступ и аккуратно снял руку брата со своего плеча.

– Я дал клятву, – сказал он и, опираясь на эту руку, поднялся. – Нужно ее исполнить.

Еник поднялся вслед за ним и спросил:

– Чем помочь?

– Подмети здесь, – велел Алеш. – Ты знаешь, где что лежит.

Он встретил главного стряпчего вместе с подмастерьем у подножия лестницы, ведущей к обеденному залу и кабинету владыки. Яспер Верле сдвинул брови и сосредоточенно кусал ноготь на большом пальце. Увидев Алеша, он коротко кивнул и молча протянул руку, как мастер мастеру.

– Ты как? – тихо спросил Венцель, возвращая ему влажную куртку.

«Как чумная крыса в раскаленной печи».

– Владыка уже знает о госпоже? – обратился Алеш к главному стряпчему, чтобы не пришлось смотреть другу в глаза.

– Да. Он передал, чтобы мы не затягивали и как можно скорее разобрались в деле.

– Тогда начать надо с тел.

Лисенок и господин Яспер переглянулись. Венцеля передернуло, но он собрался с духом и спросил:

– Что мы можем сделать?

Алеш перебросил потяжелевшую куртку через локоть и опустил руку в карман. Пробка от арниковой настойки скользнула в ладонь, как крошечный жучок.

«Больше ты мне ничего не оставила, милая. Но я рад и этому. Спасибо, что сегодня пришла».

– Найдите мне комнату потише, – сказал он. – И отнесите их туда.

Это оказалась полупустая старая кладовая. У входа его встретил Кашпар Корсах и, почесав плечо, хрипло спросил:

– Ты уверен? Лекари моей тетки могли бы…

«Лекари твоей тетки могли бы всей гурьбой броситься с башни. И госпожу с собой взять. Я бы не возражал».

Кашпар остался за дверью. Алеш остался один.

Выпить хотелось сильнее, чем десять лет назад. Алеш намеренно взял с собой из кабинета только самое необходимое, проигнорировав склянки с настойками – зверобой, пустырник и остальное. Он знал, что не справится и вылакает все разом, если даст себе такую возможность, а ему нужен ясный ум и твердая рука.

Все это у него было, пока он не разрезал темно-синюю рубашку Конрада и не увидел ссадину на его правом локте. Тогда Алеш отошел от стола, на котором лежали его мертвые сыновья, потянулся к двери, чтобы открыть ее и отправить кого-нибудь в кабинет, и понял, что видит перед собой одни только очертания.

Он успел испугаться. А потом сморгнул слезы.

Алеш вернулся к столу, и это далось ему труднее всего, что он когда-либо делал.

Так казалось до тех пор, пока он не осмотрел целиком тела. Кроме той самой Конрадовой ссадины, на них не нашлось больше ни царапины. Ни одного синяка. Никаких следов ударов. Ничего, будто это вовсе не его мальчишки, а тепличные господские детки.

«Они и есть господские детки. Они знать не знают, кто их отец».

Алеш протер глаза. Когда умерла мама, он очень долго и упорно себя поправлял, прежде чем привык думать о ней в прошедшем времени.

«Я больше не хочу к этому привыкать».

Алеш увидел подмигнувший ему металлический отблеск в углу и на мгновение растерялся даже, вытолкнув из головы мысль о том, зачем принес сюда короб с инструментами. Как раз для того, чтобы использовать по назначению. Тело – как книга. По обложке мало что можно понять. Алеш вспомнил об отряде лекарей Лукии Корсах, но тут же сбросил их вниз с воображаемой башни. В Тарде, например, весьма высокая башня. Падать больно и далеко.

«Помогите мне, мастер. Я не смогу сделать это один».

Наставник улыбнулся ему из прошлого. Когда он умер, Алеш не горевал. Они оба были к этому готовы, все друг другу сказали и в последние месяцы прощались каждый раз навсегда. Мастер Матей шутил даже, что Алеш своими стараниями оттянуть неизбежное намеренно глумится над стариком.

«Мне не ваша смерть нужна сейчас, мастер. Покажите еще раз, как быть с чужой».

Он вспомнил себя с дюжину лет назад и поежился от холода тардовского подвала. Мастер Матей стоял над похожим столом, Алеш сидел на бочке и чесал затылок. Старик тогда потер руки и сказал: «Что ж, Алеш, перед тобой лежит труп…» «Но это хлебодар Яско, – возразил он. – Вы с ним горланили песни на прошлые праздники». – «Теперь это „труп“, – отрезал мастер Матей. – Бери инструмент».

Алеш взял инструмент, подержал и положил обратно. Руки тряслись, как будто он ехал в телеге по