Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

– Я должен… Простите меня.

И он вышел из спальни, захлопнув дверь.

Арника несколько раз порывалась что-то сказать, но слезы душили ее, и она только крепче прижималась к Алешу. Он обнимал ее и гладил по голове, потому что не мог найти никаких слов.

«Мы пытались пять лет. У нас больше не будет детей».

Арника глубоко всхлипнула и вдруг отпрянула.

– Оставь нас, пожалуйста, – сказала она ему, как госпожа слуге. Хуже всего было то, что она имела на это полное право.

«А я?»

Он крепко сжал ее руку и ответил:

– Нет.

– Я тут побуду немного и пойду к себе. Мне это нужно. Прошу тебя.

Ему показалось, он нашел – и прочувствовал – слова, которые должен был произнести.

– Я узнаю, как это случилось, – сказал он. – Клянусь.

– Я тебе верю. Ты все сделаешь правильно. – Она мягко коснулась его щеки и произнесла одними губами: – Иди.

Он поцеловал ее в лоб, взглянул на детей, встал и ушел в коридор. Ему подурнело от прилива крови к голове, но у двери ждала с компаньонками Лукия Корсах, и Алеш приложил все усилия, чтобы дойти за угол на своих двоих.

Там его перехватил главный палач. Он бодро шагал в некоем конкретном направлении, и Алеш подозревал, в каком. Ему сейчас туда же.

– Вы к Стельге? – просипел он и прочистил горло. – Я пойду с вами.

– Владыка как раз за тобой послал, – кивнул Гинек. – Идем.

«Послал за мной?»

– Вы собираетесь ее пытать?

– Нет, но она тоже может так подумать, когда увидит меня, и чего доброго грохнется в обморок. Да мало ли что там случится. Это же баба.

«Не филин, сова».

– Вы нашли госпожу Ясинту?

– Нет. И толмача тоже. Испарились оба. Прислуга слепоглухая. Ремеш перероет их комнаты, там поглядим.

Они дошли до каморки, в которой три года назад умер мастер Матей, и пропустили вперед подошедших Кашпара и Отто. У владыки глаза опухли и покраснели. Он нервно дернул плечом и толкнул дверь двумя руками.

Стельга, сидевшая на скамье под окном, тут же вскочила.

– Что с ними? Вы их нашли?

– Они мертвы, Стельга, – ответил владыка. – По твоему недосмотру. Будь здесь моя мать, на тебе не осталось бы живого места. Я почти скучаю по своей матери.

– Нет… – Стельга ошеломленно замотала головой и упала обратно на скамью. – Не может быть. Бедные мальчики… Мальчики…

Она бормотала одно и то же, как заведенная. У Алеша пересохло в горле, и слюна царапала его изнутри. Он закашлялся и присел на тумбу.

«Я умру, если в ближайшее время не сделаю глоток воды. И умру, если сделаю. Как я хочу умереть?»

Бормочущая Стельга металась и сдавливала шею бледными руками. Что-то не так с ее шеей, заметил Алеш, но не мог сосредоточиться и как следует присмотреться.

– Можно ей врезать? – тихо спросил владыку палач.

– Нельзя.

Дубский недовольно запыхтел и брызнул слюной на Стельгу.

– Почему ты оставила их без присмотра?

– Бедные мальчики… Я не хотела… Мальчики…

– Я говорю, как они смогли убежать?

– Я не хотела…

– Сука. – Гинек звонко хлопнул себя по лбу. – Это невыносимо. Я сдаюсь. Давайте позовем еще одну бабу. Может, они между собой как-то договорятся.

Стельга отняла руки от шеи. Алеш встал и склонился над ней, разглядывая бледно-синие следы от пальцев.

«Вряд ли это ее пальцы. Слишком длинные полосы. Мужская рука».

– Это сделал Рубен, – сказала Стельга.

Гинек Дубский оживился.

– Что еще за Рубен?

– Господин Рубен. Он говорил, у него земли на востоке.

– У господ есть родовые имена. Еще раз спрашиваю: что за Рубен?

– У него маленький замок. С двумя серыми башнями. Он на востоке…

Кашпар Корсах побледнел. Отто вопросительно взглянул на него, и тот замотал головой.

– Это какой-то бред. Мой брат умер, а других Рубенов с замками я не знаю.

«Потому что их нет. И этого господина тоже. „Две башни, как два голубиных крыла…“».

– «Две башни, как два голубиных крыла», – вспомнил Отто. – Это «Рубен и Ильза». Он спел ей балладу, а она поверила.

– Дура, – буркнул палач.

– Зачем он тебя душил? – спросил Кашпар.

– Это была игра. Он женат, но любит только меня. Я гораздо красивее его жены. Он так сказал. Я правда не хотела… Простите меня… – Стельга снова погрузилась в полубред. – Мальчики, бедные мальчики…

– Мы ничего не добьемся, – собравшись с силами, чтобы произнести несколько слов, вполголоса сказал Алеш. – Ей нужно дать успокоительное и поспать.

«Мне тоже это нужно. Это и мои сыновья».

Стельга встрепенулась, жалобно посмотрела ему в глаза и повторила:

– Простите меня.

Ее прямого взгляда Алеш не выдержал. Он отвернулся, оперся о стену и уперся в нее лбом, жалея, что нельзя прибить голову к шее гвоздями. Все ходило ходуном. Алеш сжал кулаки так сильно, что у него заложило уши.

– Идите-ка вы отсюда, мастер, – донесся сквозь плотный пузырь голос Гинека Дубского. – Отдохните. Мы уж тут постараемся ее не убить.

Шатаясь, Алеш медленно, с передышками, как дряхлый старик, побрел по бесконечному изломанному коридору. Если бы он сейчас услышал отчаянный крик о помощи прямо у себя за спиной, то даже не вздрогнул бы. Казалось, что путь занял примерно полдня, но вот почти в самом конце коридора уже темнела нужная дверь.

Она открылась, и Алешу вдруг стало легче идти. Когда он увидел, что из комнаты вышла лучезарная госпожа Корсах, ноги у него как будто вросли в пол.

– Алеш… – охнула Лукия, прижав к животу дрожащие ладони. Беспокойно озираясь, она сделала несколько шагов навстречу, чтобы он смог расслышать: – Держитесь.

Из-за ее спины выплыли, сгорбившись, четыре юные банщицы. Не простые, особые банщицы – серые, как говорили в народе. Их звали, когда требовалось обмыть покойника.

Они выносили тело из комнаты Итки Тильбе.

Алеш почти не знал Итку Тильбе. Она была – звалась, по крайней мере, – настоящей госпожой, но у Арники тоже неплохо получалось ей быть. Иногда она, словно благородная, спала допоздна или просто лежала с закрытыми глазами, прямо как теперь, на этом одеяле, сложенном как носилки.

Алеш сдвинул Лукию Корсах в сторону и позвал Арнику именем госпожи. Она ему не ответила.

«Проснись, моя Арника, перестань притворяться, ты не должна притворяться со мной».

Она продолжала делать вид, что не слышит. Да что это вдруг на нее нашло?

«Ладно, можешь не открывать глаза, если хочешь. Они не нужны тебе, ты научилась обходиться без зрения. Только зачем ты надела это странное ожерелье? Оно совершенно тебе не идет».

Столько вокруг модников, и ни один