Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

class="p1">— Ай, баловство, — отвечает Кожа, и Алекс готов поклясться, что тот ещё и отмахнулся. — Сам-то я в это не верю, но молодым не запрещаю. Даже жёнушке. А те уверовали, что настанет день, когда за человечеством придут Предтечи. Создатели наши, значит. И когда они прилетят, чтобы забрать с исковерканной планеты мизерный процент избранных, у хирундо вроде как больше всего шансов первыми попасться им на глаза и занять лучшие места. После астронавтов, конечно же. Усёк, в чём фишка?

И Бель снова слышит его протяжный совиный хохоток. Машинально кивает, даже не задумавшись, что его жест не будет заметен. Кожа при этом реагирует так, будто увидел и удовлетворён.

— Ага, хорошо.

— Ну и чем же живёт небесный народец? — всё же не удерживается Алекс. Он чувствует, как у него затекают ноги. — Собираете подаяние, сброшенное с суборбитальных челноков?

— А ты юморной, земеля. Тонко шутканул, — опять усмехается старший хирундо, чуть увеличивая скорость скольжения. — Я так и знал, что ты остряк, едва увидел. Я в людях разбираться умею, мне ещё дед говорил. Знаешь, спроси меня заново, когда на свежий этап выйдем, ладно?

Бельмондо не успевает уточнить, что означает фраза про свежий этап, но всё понимает и сам. Группа, спускающаяся по двум параллельным тросам, приближается к очередной высотке. Точнее — к её техническому карнизу, усыпанному грузовыми лебёдками. Карниз не огорожен, поэтому ни один из воздухоплавателей не отстёгивает страховки, пока все шестеро не погружены в овальный ялик настенной люльки.

Пригнувшись так, чтобы не застукали из окон, аэропанки сидят на корточках и пережидают подъём. Там, за стеклом, обитают все те, кого недолюбливают хирундо — офисный мох, прикованные к рабочим местам винтики гигантской машины продаж, безвольные мешки с мясом и костьми, смазка для жерновов истории. Кто-то — Кожа и Зерно в том числе, — закуривает в кулаки, но Бель от предложенной сигареты отказывается.

Перелётные помогают Куликову и Алексу выбраться из кабины; снова от угла до угла пересекают площадку крыши. В процессе группа несколько раз поднимается и спускается по коротким металлическим лестницам, и по длинным изредка тоже; лезет в немыслимые лазы и проходы меж кирпичными надстройками.

Местами встречаются чужеродные самодельные лачуги, укрытия от непогоды, мобильные мастерские для ремонта арканов, спальные норы и тайники, отмеченные символом схематического стрижа. До этого дня феромим не мог и предположить, что на крышах посадских домов находится так много загадочного. Он ощущает себя насекомым, ползущим среди деталек разбросанного детского конструктора…

Включившись в монотонность путешествия, уловив и впитав его ритм, Бельмондо начинает понемногу понимать философию небесных анархистов. Здесь, наверху, всё мирское кажется таким далёким, незначительным, лишённым смысла. Воспитание потомства, забота о завтрашнем дне, рост цен, самодурство политиков, бессилие слабых против нахальства сильных — всё это представляется наносным, несущественным, насквозь искусственным и мешающим жить. А потому Бель ещё сильнее жаждет узнать, чем же кормятся обитатели крыш…

Его снова пристёгивают. На этот раз значительно быстрее, потому что он почти запомнил, какой ремень куда продевать и как встать, чтобы не мешать процессу. Взбирается на бортик крыши сам, сам же перебирается через ограду, и поджимает ноги точно по приказу Кожедуба.

— Молодец, остряк, — хвалит тот, через секунду заскользив за мимом. — Только сперва ты мне ответь, Бельмондо, чем сам-то живёшь?

Алекс не совсем ожидает встречного вопроса. А потому какое-то время пожёвывает губу, стараясь лишний раз не смотреть по сторонам. Поправляет на шее ларингофон, и лишь после этого отвечает:

— Я доставляю послания. — Он вспоминает дело Дубинина, и по коже продирает морозом. — Особенного рода, так сказать. Многие считают, что у меня хорошо получается, и поэтому я получаю вполне достойную оплату…

— Ага, земеля, понял тебя, — признаёт Кожа. — Такие как ты имеются и в нашем братстве. Но главное, что вас отличает, это не род занятий, а место проживания. Доходит? Ты — мим из муравейника, маленький и похожий на других. Мы — вольные жители, способные мазнуть пальцем по запотевшему небу.

— Поэтично, — усмехается Бель. — В сорокаградусный мороз тоже пальчиком по небу шоркаете?

— А когда они были, морозы твои сорокоградусные? — откликается «ласточка», ничуть не обидевшись на снисходительный тон. — Ну а если подмораживает, у нас для таких случаев коммуны имеются. И тепло там, и ненастье можно переждать…

Шесть фигур плавно пересекают пространство меж зданиями, отражаясь в стёклах. Повсюду сверкает реклама, и Бельмондо с неудовольствием замечает на одном из фасадов огромный баннер с роликом «Колланадина». Ему кажется, что Святослав Дубинин теперь будет преследовать его всегда и всюду, словно беспокойный призрак. Мим отворачивается, едва не закрутившись против часовой стрелки…

На следующую крышу они прибывают почти сразу, этот перелёт Алекс даже не успевает прочувствовать. Поднимаются на мачту с антеннами и ретрансляторами спутниковой связи. Заиндевевшие перила лестницы обжигают пальцы, и курьер пытается вспомнить, где потерял перчатки. Отмеряя каждый второй шаг, по бедру увесисто похлопывает саквояж.

Теперь Бель обращает внимание, что блочные складные рукоятки для управления арканами у всех аэропанков разные. Кто-то пользуется личной, любовно отремонтированной на десять раз; а у кого-то она «общественная», подчас лишённая тормозной системы или разгонного блока. Почти на каждой крыше мим замечает скрытные хранилища рукоятей, замаскированные под отделения распределительных шкафов и носящие схематический набросок птички. После спуска хирундо кладут туда использованные блоки, перед следующим прыжком вынимая новые на другом конце площадки.

Пристегнувшись на вершине мачты, аэропанки и их спутники снова скользят в бездну. К очередному бетонному айсбергу, упиваясь ноябрьским ветром и упруго раскачивая звенящие тросы.

— Значит, среди вас есть мимы? — уточняет Бельмондо, пытаясь подсчитать, какую по счёту крышу они покинули. — И банкиры, и клерки, и полицейские? Главное, это образ жизни, а не статус офисного раба, я верно понял?

— Вот чего ты докопался, земеля? — с притворным негодованием перебивает его Кожа. — Думаешь, ты первый, кто мечтает вывести меня из равновесия и разрушить картину мироустройства? Ха! Конечно, в нашей братии клерков нет. Точнее, есть, но все сугубо бывшие, точно говорю. И курьеры есть, и копы, и продавцы. Все — бывшие. С нами вообще поварись, так сразу поймёшь, что в жизни по-настоящему важно, а что — химера, поклоняться которой тебя медиалисты заставили, да инфоспатиум гнилой…

Он фыркает.

— Думаешь, такому животному, как человек, в самом деле важна марка соратобу или известность изготовителя мебели? А может, производительность нового портативного терминала?