Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

— Какое расчётливое благородство, — бормочет курьер.

Но уже значительно тише, понимая, что у любого терпения есть предел. Кожа косится на него с неодобрением и хочет прокомментировать, но тут к вещам и отдыхающим приближается Что-Если с переносным дисплеем в руке.

— Есть картинка, — сообщает он, и Кожедуб легко поднимается на ноги. — Я тебе доложу, брат, это кошмар какой-то…

Они замирают, плечом к плечу склонившись над экраном.

Алекс вдруг встаёт с бетона. Подходит, даже не спросив дозволения, и по-свойски заглядывает. Его не гонят, лишь саркастично ухмыляются, и тогда Бельмондо тоже видит кадры, снимаемые разведывательным зондом.

Первое, что бросается в глаза, это, как ни странно, мусор. Его в таких количествах столь непривычно видеть на улицах, ежедневно прибираемых роботизированными машинами, что от одного вида забросанной хламом проезжей части становится неуютно и тревожно. Чувства усиливаются, когда летающая машинка ловит на прицел сразу двух разбитых «Хиронов», дохлыми пауками распластанных на входе в парк аттракционов.

Затем в поле зрения зонда попадает отряд, и по разноцветным штанинам сразу понятно — это Жнецы. Их пятеро, они вооружены автоматическим оружием и медленно пробираются по проспекту, огибая брошенные машины.

Им наперерез вдруг бросается группа людей. Не совсем толпа, но уже и не горстка — Бель успевает насчитать минимум двадцать голов. Жнецы сразу открывают огонь, предельно плотный, рассчитанный на подавление. Если беспилотник и снимает со звуком, то на дисплей Что-Если тот не передаётся, отчего картинка выглядит отстранённой и искусственной.

Из автоматных стволов вырываются ярко-белые молнии. Но нападавших пальба будто бы вовсе не волнует. Человек пять-шесть падают на асфальт, корчась в муках и зажимая раны. Остальные же стремительно добираются до отряда «колготок», переходя в рукопашную.

Сперва Алексу кажется, что они сражаются холодным оружием, ножами или дубинами. Но он прищуривается, фокусируя линзу-имплантат, и понимает, что в руках нападавших ничего нет. Что, однако же, вовсе не страшит толпу — она наваливается на нацистов, вырывая и отшвыривая винтовки, а затем начинает кулаками крушить лица, руки и рёбра.

Один Жнец сразу валится замертво. Ещё одного настигают ударами в спину. Остальные обращаются в бегство, но уйти удаётся лишь двоим — третьего нагоняют на самом углу переулка, и Бельмондо видит, как двое безоружных обрушиваются на него длинными нечеловеческими прыжками.

Зонд равнодушно разворачивается, перемещаясь дальше.

Из окна по нему стреляют, едва не задев, и операторы поднимают разведчика выше. Укрывают за высотным деловым центром. Затем машинка проскальзывает под мостом монорельса, огибает рощу ветряных мельниц, подныривает под толстыми связками проводов.

Везде разруха и запустение.

Привычный мир открывается под необычным углом зрения, позволяя по-новому оценить десятки оттенков коричневого, стального и грязно-серого. Краски будто поблёкли, а может, это сказывается подступающая к Посаду зима? Но вид родного города неожиданно вызывает у Алекса ассоциации со старой лодкой, всё ещё ладной с виду, но на деле облезлой и источенной древесными жучками. Посреди этого безмолвного, задымлённого пожарами уныния сочно-зелёные изгороди искусственных кустарников в парковых зонах выглядят неуместными и насмешливо-оптимистичными.

Наблюдая за улицами, которые начинает заметать песок… за сгоревшими машинами… за телами, беспорядочно разбросанными повсюду… за выбитыми витринами и раскуроченными банковскими терминалами… наблюдая за открывшимся ему хаосом, Бельмондо с болью понимает, что с начала столкновений прошло всего несколько часов.

Несколько часов бесчинства и беззакония, подарившие слободе вид заброшенный и чужой, словно эта часть города оставлена жителями много лет назад. Эта мысль угнетает феромима, заставляя задуматься, каким жалким и ничтожным остаётся человек, пусть даже разгадавший секреты кибернетики и космических полётов, против планетарного метаболизма, энергетической диссипации и энтропии — настоящих правителей этого мира…

Беспилотник продолжает полёт, бесшумно продвигаясь над подожжённой слободой.

Алекс замечает, что большинство окон в жилых муравейниках занавешены шторами. Кое-где даже виднеются матрасы и фанерные щиты, прикрывающие стёкла, чтобы остановить осколки или шальные пули. Виднеется немало самодельных транспарантов, вывешенных с балконов и подоконников. На них: «здесь живут русские», «чистый Посад — белый Посад», «хачи в квартире № 356» и тому подобные надписи.

Камера замечает группу мужчин, одетых настолько разношерстно, модно и ярко, как это могут сделать лишь люди, ограбившие магазин одежды. Под дизайнерскими корсетными куртками весёленьких расцветок виднеются тюремные робы. В руках беглых арестантов поблёскивает воронёная сталь вынесенных из арсенала автоматов…

Такое чувство, что в добровольную изоляцию уходят целые микрорайоны. Тысячи жителей забиваются под плинтуса. Нет, у них не отнимают инфоспатиум. И вода, скорее всего, ещё в квартиры поступает, и электричество есть. Видны даже работающие магазины, пусть и торгующие через зарешеченное окно. Но над всем витает, словно этот самый зонд аэропанков, дух безнаказанности и вседозволенности; дух звериный, жестокий, опьянённый отсутствием гарантий возмездия.

Добрый дядя-полицейский не придёт на помощь. Пусть и раньше он приходил не всегда… и взятки брал, и злым был, и ангажированным, но сейчас он не придёт вообще. И это понимание откидывает привычную жизнь городского района на тонкую грань краха, за которой лежит пустошь животного царства, где выживает сильнейший…

Возле подъездов и на подступах к Стене дрон фиксирует два десятка брошенных магазинных тележек и рассыпанный скарб неудачливых беженцев — тех, кто попытался сразу покинуть зону погромов, но уткнулся в жестокость охотников или ограду, выросшую по периметру слободы. Абсорбэластоленовые тенты над улицами во многих местах сорваны, прорезаны или подожжены. Рекламные стелы повалены или разбиты пулями.

— Это вы хотели заснять? — спрашивает Бельмондо у двоих хирундо, меж которыми втиснулся, чтобы изучить записи. — За этим припёрлись в самое пекло?

— Ага, — серьёзно кивает Кожа, не отрываясь от просмотра.

— А ещё нужно проверить, — добавляет Что-Если, поглаживая себя по пурпурным мембранам в голове, — несколько наших схронов.

— Ага, — повторяет Кожедуб. — Беспорядки провоцируют нестабильность. И заставляют людей лезть туда, куда в обычное время им бы и не подумалось соваться. Сейчас проверим, и тихонечко уйдём.

Алекс едва удерживается от презрительного смешка. Перелётные двуличны, как и вся современная цивилизация. Как мир на глянцево-грязных улицах, которые панки так рьяно якобы презирают. Могли бы сразу сказать, что пришли в Марусино, чтобы убедиться в сохранности своего бесценного имущества…

Бель отходит прочь.

Снова садится рядом с Зерном и тут же замечает, что Куликов времени даром не терял. Пока мим ужасался видами с камер зонда, зуммер о чём-то перетёр с остальными аэропанками, и теперь у него на коленях раскрыт старый планшет в противоударном корпусе. Алекс бросает косой взгляд на экран, убедившись, что приятель копается в новостях.

— Ты псих,