Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

терпеливость. Что-Если подобрался, недовольно хмурясь. Двое других хирундо даже отложили сборку планера, уставившись на курьера так, словно тот даёт бесплатное представление. Зерно косится, не поднимая головы, и он встревожен.

— Мне сугубо наплевать, что происходит с Посадом! — выплёвывает Алекс, и не помышляя остановиться. Его несёт: — Мне плевать, что случится со всеми узбеками, цыганами, таджиками и китайцами, населяющими Марусино! И на скинов мне плевать! С колокольни. Пусть все передохнут, стреляя друг в друга! Полная чушь эта ваша расовая ненависть. И проблемы миграции — полная чушь! Не трогает меня это, пока я налоги плачу и подальше от всего этого держусь. Я домой хочу… Прочь от всего этого. Не касается меня эта война, понимаешь? И никогда касаться не будет… Немедленно отпустите меня и Зерно!

— Знаешь, земеля? — задумчиво тянет Кожедуб. — А ведь никто вас и не держит, ага… Только вот и помогать тоже не станет. Пока работу не закончим. Но раз ты решил, что это всё тебе побоку, — он протягивает длинную руку, обводя окрестности плавным жестом, — то иди. Держать не станем. И даже аркан подарим. На память, так сказать.

Бельмондо замолкает.

От одной мысли о самостоятельном полёте над городом ему становится дурно до головокружения. Он не может даже представить, какие опасности ждут его, непосвящённого, в прыжках с крыши на крышу…

Парень глотает желчь, подступившую к горлу, и щурится, чтобы слезящиеся глаза не были неверно поняты. Ему невыносимо стыдно за произнесённые слова — полную самобичующей жалости речь маленького человечка; но ещё ему не менее жутко ощущать себя на территории бунта, и он до сих пор не понимает, как себя вести.

Алекс бросает на зуммера взгляд, полный ледяной ненависти. Но тот, судя по виду, и сам не рад, что ввязался в подобную авантюру.

Винить некого — они добровольно влезли в этот чан с грязью. Погрузились с головой. Благодаря безволию Зерна феромим оказался на этой крыше. Благодаря Алексу тот вообще влип в это гнилое дело, уведённый из собственной квартиры бандой «колготок». А это значит, что и отмываться им предстоит вместе…

Бель отходит от каната, ссутулившись и пряча взгляд.

Аэропанки понимают это, как сигнал к окончанию представления. Продолжают собирать летательный аппарат, как если бы ничего важного не произошло. Что-Если обходит крышу по периметру. Словно князь, проверяющий владения, он высматривает что-то внизу, стараясь не высовываться, и старательно инспектирует выходы из лифтовых шахт. Удовлетворённый замками, возвращается к Коже и делает ещё один глоток из фляги.

— Посидите тут, — Кожедуб ещё раз кивает на сваленные рюкзаки, и Алекс видит в нём умелого дипломата, способного не акцентировать внимание на оплошности собеседника. — Мы быстро управимся, чесслово. Через несколько часов будете дома байки травить, кто больше испугался на трассах хирундо…

Подложив под зад изрядно помятый саквояж, Бель тяжело опускается на гудронированный бетон. Опьянение отступает. Рядом, всё ещё избегая зрительного контакта, присаживается Куликов. Пиксельхантер молчалив и покорен судьбе.

В молчании проходят минуты, и Бельмондо не ведёт им счёта.

Но вот сборщики рапортуют об окончании работ и над крышей бесшумно поднимается ажурный гексагон беспилотника. На каждом из углов — крохотный винт, способный менять положение и угол. Под тремя из винтов видны крохотные шарообразные камеры. Кожа кивает, и панк с пультом управления на руке отправляет машинку в полёт. Покачиваясь в потоках ветра, зонд исчезает за краем, а Что-Если и Ланс склоняются над раздвижными кинейперовыми дисплеями.

Снова начинает кружить липкий снежок.

Рядом с гостями появляется Кожедуб. Будто хочет поддержать. Приободрить и показать, что они вовсе не брошены на произвол судьбы, а всё происходящее — лишь небольшая техническая заминка. Садится рядом, вытягивает длинные ноги и неспешно проверяет застёжки высоких, до колена, ботинок.

— Вы знаете, что происходит в Посаде? — неожиданно для самого себя спрашивает перелётного Алекс, глядя вдаль, за горизонт, где клубится серая марля облаков.

Кожа отвечает, охотно и одним словом, столь же неприличным, сколь и ёмким. И добавляет, деловито перешнуровывая нижнюю часть своего аркана:

— Все думали, что чурок станут убивать. Что, дескать, будет что-то вроде «их едят, они пищат», ага… Но уже сегодня утром наши братья принесли из Марусино очень странные новости. Не знаю, насколько это правда, но они клянутся, что чурбанчики стали агрессивны. Разом. И не в меру. А ещё сильны. Причём не только кавказцы. Вместо того, чтобы безропотно подставить нацикам свои животы и шеи, они лупят бритоголовых, почём свет стоит. Как говорят наши, если так пойдёт и дальше, полиции вообще не нужно будет входить в слободу — через пару дней всех Жнецов и иже с ними просто перебьют киргизы, оказавшиеся чудесно ретивыми…

Алекс молчит. По крупицам выстраивает картину и получает подтверждения информации, разведанной ранее. Выходит, Максим не врал. Впрочем, и Татьяна не врала. Главный же вопрос всё равно остаётся открытым — причём тут вообще мим?

— Теперь бритым отступать не с руки. Да что ты, земеля? — усмехается он, будто Бель только что подверг его мысли сомнению. — Стоит «колготанам» драпануть, так их не то что Посад на смех поднимет, им сотоварищи-фашисты со всей страны руку перестанут подавать и под ноги харкать начнут.

Кожа подтягивает липкие крепежи на запястьях. Крепежи особые, нашитые на плотную плащёвку.

— А потому, и это предстоит выяснить, они вроде как взялись подтягивать в слободу всё новые и новые силы. Уже неофитов тащат. Право слово, как немцы в Берлине 45-ого! И получают эти мальчишки по щам так, что смотреть страшно…

— Вы-то здесь причём? — всё ещё не понимает Алекс. Впрочем, интересуется из вежливого любопытства, на самом деле стараясь как можно сильнее отстраниться от ситуации. — Ну и пусть Жнецов гасят, панкам-то дело какое?

— Так город же общий, земеля, — с нотками вины отвечает Кожедуб. Шумно вздыхает. — Если настоящая война началась, нужно понять, как её остановить.

— И ещё медиалистам записи продать, — добавляет Бельмондо, совершенно равнодушный, напряжёт ли хирундо его неуместная острота. Потому что думает — хуже, чем случилось, уже быть не сможет. — Верно?

— В точку, — спокойно соглашается Кожа, ничуть не обидевшись. — Если братство на этом заработает, я лично буду очень рад. Но записи наши не только к медиалистам попадут, сам прикинь. И военные их посмотрят, им-то на один разведполет над Посадом нужно мильен документов подписать. И копы пусть посмотрят. И Посадник, и власти