Простые истины - Андрей Александрович Васильев

для него, Ровнина, все сначала будет очень просто, потому что в ударе по голове, от которого человек отключается от реальности, сложного ничего нет. А после — очень больно. И, что совсем скверно, скорее всего, это больно будет длиться очень долго.

В общем, чем дальше юноша так и эдак крутил ситуацию, тем грустнее ему становилось. И непонятно почти ничего, и что делать тоже не очень ясно. А самым противным было то, что он ощутил страх. Причем не тот, который его нет-нет да и посещал в опасных ситуациях, которых в отделе хватало. Но там страх был нормален, потому что, как верно сказал в свое время Морозов, «ничего не боится только полный дурак, потому что ему терять один хрен нечего». Нет, это был другой страх — противный, липкий, идущий откуда-то из живота и вызывающий неприятную, еле различимую дрожь. Он как бы говорил: «Дергайся — не дергайся, толку нет. Пропал ты, парень».

Такого с Олегом раньше не случалось. И таким он себе очень, очень не нравился.

— Эй! — толкнул его в бок Францев. — Уснул, что ли?

— Задумался, — хмуро ответил юноша.

— Ты по поводу того, что я тебе в отделе сказал? — проницательно уточнил начальник. — Да ладно. Не тот это повод, по которому стоит переживать. Да и случись чего, тебе наверняка коллеги с бывшей работы про такое на ушко шепнут. Я знаю, ты с ними нечасто, но созваниваешься. Вот и набери завтра кого-то из них снова, пробей, что и как.

Пробей. Да никто в бывшем отделении его прикрывать не станет. Просто потому, что некому. Ну, разве что Сан Саныч там остался, но он в столь скользкую ситуацию не полезет, поскольку его главная задача — дотянуть до пенсии. И никак нельзя его в этом обвинить.

К тому же если последняя версия из трех верна, то в бывшем отделении Олега вообще никто ничего о происходящем не знает. Какой смысл там кого-то о чем-то расспрашивать?

— Ладно, теперь о деле, — тем временем продолжил Францев. — У князюшки действуем по хрестоматийной схеме. Ты стоишь, молчишь, в разговор не суешься. Дальше что?

— Спросили — ответил, — заученно произнес Олег. — Свои мысли держу при себе, с советами не лезу.

— Молодец, — похвалил его начальник. — Сказал бы, что ловишь на лету, но смысла нет, потому что новичком тебя уже не назовешь. Нет, формально быть тебе им до той поры, пока в отделе новый сотрудник не появится, но по жизни ты уже полноценный член нашего небольшого, но дружного коллектива.

— Хорошо бы тогда мне в новичках бегать как можно дольше, — не поддержал Олег чуть шутливый тон Францева. — Чтобы ничего не менялось в составе коллектива.

— Согласен, — уже вполне серьезно согласился Аркадий Николаевич. — Вот только кто бы нас спрашивал…

— Это да, — кивнул Олег. — Ну и еще — ножа-то у меня нет. А до той поры, пока мне его не выдадут, статус стажера все равно никуда не денется. Пусть даже и неофициальный.

— За нож не переживай, — успокоил его начальник. — Я в отделе давно работаю, потому могу тебе с полным правом сказать: от кого, от кого, а от тебя он не уйдет. Строго между нами — вот в Баженове сомневался. Нет, он парень хороший, смелый, не дурак, но шебутной очень. От настроения зависит, от того, что его левая пятка сейчас хочет. И усидчивости нет. Там, где надо нахрапом, кулаком, напролом — это его. А вот посидеть и подумать о том, как без этого всего обойтись — уже мимо.

— Ну… — Олег уставился в окно, не зная, как реагировать на слова начальника.

— Понимаю, что ты сейчас про меня подумал, — рассмеялся Францев. — Зачем эта беседа, для чего на Славяна наговаривать, некрасиво, неправильно, и все такое прочее. Верно?

— Ну-у-у… — снова ушел от ответа молодой человек.

— Баженов — наш, — мягко произнес Аркадий Николаевич. — Какой бы он ни был, он наш, со всеми своими достоинствами и недостатками. И еще: я его не критикую, а тебя не нахваливаю. Просто есть сейчас и есть перспектива, понимаешь?

— Если честно — не очень.

— Ладно, объясню на пальцах. Кулак всегда был хорошим аргументом для решения проблем, а сейчас это вообще основа основ. Но вот лично ты даже в наше веселое время уже способен повернуть ситуацию так, что до кулака дело просто не дойдет. Есть в тебе такие задатки, я же вижу. И лично для меня важно, чтобы ты сам это осознал. Я как-то говорил… Нет, не лично тебе, но при тебе — Славка отлично вписывается в нынешние реалии, не будь его, нам бы пришлось лихо. Но вот только времена скоро изменятся. Нет, прежде чем жизнь перейдет в качество «более-менее», сначала все станет очень плохо, так всегда случается, общество должно дойти до той точки невозврата, за которой стоят или распад, или возрождение. Поскольку мы в России, то наш вариант почти наверняка второй, пусть и противоречащий как всем теориям, так и элементарной логике.

— Мне отец что-то такое говорил в том году, — улыбнулся Ровнин, — почти слово в слово.

— Ну, мы с ним, надо думать, ровесники, потому и мыслим одинаково, — предположил Командор. — Так вот, тогда, когда все совсем перевернется с ног на голову, все захотят покоя. И люди, и нелюдь, и нежить. По-другому не случается. Конечно, царство всеобщей гармонии одномоментно не наступит, это вообще невозможно, но одно знаю точно — на эти улицы вернется мир. Ну а за ним придет порядок. Обязательно придет. Просто потому, что люди устанут жить на грани. А те, кто обитает в сумерках, так или иначе, рано или поздно всегда принимают выбор человеческого общества. У них альтернативы нет, они от людей питаются, и в переносном, и, увы, в прямом смысле. Конечно, найдутся те, кто не примет новые порядки, и вот тут Баженов снова окажется очень нужен. Но после наступит время таких, как ты, как Свешников, как Ревина, тех, кто мысль ставит вперед пистолета, кто станет стремиться выстроить новую систему отношений в изменившемся мире.

— Почему мы? Почему не вы?

— Потому что объективно смотрю на вещи, — рассмеялся Францев. — Я и сейчас уже почти раритет, который следует