Дети Доброты - Мила Бачурова

— Нет. — Стафка шмыгнул носом. — Просто это неправильно. — Со страхом он, похоже, справился. Заговорил горячо и сердито: — Настасья, которой дом возле колодца, тоже одна, и лошади у неё нету. Сама старуха, и коза у неё до того дохлая, что не пойми как зиму пережила. А у Дмитрия и коровы, и козы — кормленые, гладкие, — и сам не старый ещё, не то что Настасья. Но как на луг приедем, так я сено ворочаю, а Дмитрий только вокруг ходит, командует. За вилы берётся, когда мне совсем уж невмоготу. Третью ночь так ездим. Эльвира ему велела сеном с Настасьей поделиться — по-доброте, как Мать наказывает, а он ей отсыпал две охапки — такие, что курёнку б не хватило, не то что козе. Больше дать не могу, говорит, сама знаешь, какое нынче сено. Рано ещё покосу. А сам ухмыляется. А Эльвира на него глядит во все глаза, да кивает. Я ей про Настасью сказал, а она наругалась, чтобы во взрослые дела не совался. И что грех это, на товарища жаловаться. Не по-доброте. При Дмитрии сказала! Он меня с тех пор — знаешь, как гоняет? Даже поесть не даёт, всё «успеешь» да «успеешь». А мне когда успевать-то? Только в посёлке и подъедаюсь.

А ещё твой Дмитрий, когда отсюда удирал, о тебе даже не вспомнил, — подумал Мрак. Но говорить этого не стал. Буркнул:

— Интересно живёте.

— Я так мыслю, это потому, что мы от Шамана далеко, — рассудительно проговорил Стафка.

— Чего? — обалдел Мрак. — При чём тут Шаман?

— Ну, он же проводник Слова Материного. Он несёт нам Доброту. Раз в год, осенью, Шаман объезжает все посёлки, заглядывает в каждый. И после его приездов люди совсем другие! Только этого ненадолго хватает. — Стафка вздохнул. — Я думаю, если бы мы жили поближе к Шаману, то чаще преисполнялись бы Добротой. А мы далеко, дальше всех. Хоть у нас и бывают посланники, но это совсем не то, что сам Шаман... Ты когда-нибудь видел его? — в голосе Стафки послышалось благоговение.

Мрак хмыкнул. Видел... Ты бы знал, как близко. И что сделал, когда рассмотрел как следует.

Он вдруг вспомнил слова Кирилла, повторяющие то, что сказал Стафка: «возможно, сказывается удалённость посёлка». Ну, да. Как там говорили до того как всё случилось: до бога высоко, до царя далеко. У Эльвиры тут, видать, свои порядки. На детишек молиться не очень принято. Три шкуры с пацана драть, а со злости, чтоб язык не распускал, впроголодь держать — как не фиг делать.

— У Дмитрия твоего с собой была жратва? — спросил Мрак.

— Конечно. Он всегда корзинку берёт.

— Не видал, — хмыкнул Мрак. — Отсюда рванул без корзинки. Погляди в телеге, может, там осталась?

Глаза Стафки азартно вспыхнули. Он вскочил, бросился было к телеге. И остановился. Обескураженно пробормотал:

— Но ведь это... Это же чужое брать?

Мраку понадобилось не меньше минуты, чтобы понять: Стафка говорит серьёзно. Он до того голоден, что готов, кажется, вместо Настасьиной козы сено жевать. Но чужого не возьмёт. Это, видимо, «не по-доброте».

Мрак поднялся и заглянул в телегу сам. Корзинку, о которой говорил Стафка, увидел сразу: рядом с облучком стояла ладная, крепкая плетёнка, закрытая сверху выпиленной из дощечки крышкой. Снял крышку.

Половина ковриги хлеба — Дмитрий, видимо, во время обеда отламывал от неё куски, а то, что осталось, припрятал обратно, — завёрнутые в чистую тряпицу варёное яйцо и две картофелины. Пузатая фляга.

Мрак свинтил с фляги крышку, понюхал. То ли компотом пахнет, то ли морсом — ягодным чем-то. Всякое Мрак повидал, но чтоб одинокий мужик сам себе компот варил?.. Внимательно пригляделся к тряпице — белая, тонкая ткань, красиво обшитая по краю цветной ниткой.

— Один он, говоришь, живёт? — бросил Стафке Мрак. — Дмитрий-то? И Эльвира, небось, тоже одна?

— Ну да, — удивился пацан. — Эльвира — служительница Матери Доброты. Они всегда одинокие. А что?

— Да не. Ничего... Жри давай, — Мрак протянул корзину Стафке.

Тот спрятал руки за спину.

— Я не трону чужого. Мать не велит так делать.

Мрак развёл руками:

— Дак, какое же оно чужое? Хозяин бросил — значит, ему не надо. А я нашёл — значит, моё. Держи, — Мрак втиснул рукоять корзины в Стафкину ладонь.

Не глядя больше на пацана, присобачил трофейный обрез к боковине рюкзака, патронташ запихал под клапан. Нож пристроил в боковой карман. Продел руки в лямки.

— Ну, всё. Бывай, — бросил Стафке.

И, повернувшись к нему спиной, зашагал прочь. С дороги надо убираться, пока ещё на кого-нибудь не напоролся.

Мрак высмотрел впереди тропку, сворачивающую в лес. Прибавил шагу. В лесу его точно не найдут. А там отдышится — разберётся, что дальше делать...

— Стой! — Мрак уже дошёл до леса, когда позади послышался топот.

Его догоняли — лёгкими, быстрыми шагами.

Мрак недовольно обернулся:

— Чего тебе?

— Я пойду с тобой, — решительно объявил Стафка.

Мрак, не останавливаясь, скользнул взглядом — по нему, по трофейной корзинке.

— Ты так и не пожрал, что ли? Так валяй. А то у тебя, походу, с голодухи чердак потёк.

— Я пойду с тобой, — упрямо повторил Стафка. — Не отвяжусь, не надейся.

Мрак вздохнул. Спросил:

— Ты счёт знаешь?

— Да, — гордо кивнул Стафка. — И счёт, и умножение, и деление! Я бы и дальше учился, только...

Мрак мотнул головой:

— Умножение не надо. Я до трёх буду считать. И на счёт «три» вмажу так, что до самого посёлка улетишь.

Стафка непонимающе свёл тонкие брови:

— Что ты сделаешь?

Мрак не сразу понял, что он не издевается. Правда не догоняет. Остановился и съездил пацану по лбу. Не сильно, просто чтобы время на объяснения не тратить. Пояснил:

— Вот так, только крепче.

Стафка едва не подпрыгнул. Не от боли, от изумления:

— Так нельзя, ты что! Мать Доброты не допускает насилия!

— Вот и вали туда, где не допускает, — обрадовался Мрак.

И пошёл было дальше.

Но Стафка оказался настырным. Через минуту снова его догнал.

— Мало? — поинтересовался Мрак. — Добавить?

— Я не уйду, — упрямо пробухтел Стафка.

— Раз, — сказал Мрак.

И остановился. Стафка молча встал перед ним. Дерзко, решительно выпрямился.

— Два,