Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

сонный полицейский лишь мельком взглянул на его паспорт. К полудню он был на борту траулера, направлявшегося обратно в Лиссабон. В кармане лежала зашифрованная записка для отправки в Лондон: «Три цели уничтожены. Без следов. Ван дер Меер.» Он стоял на палубе, глядя на удаляющийся берег, где чёрный дым всё ещё поднимался над портом, как зловещий флаг. Его миссия была выполнена, но он знал, что это лишь первый акт в долгой игре.

В Лондоне, на Даунинг-стрит, Болдуин получил отчёт к вечеру 2 мая. Он читал его в одиночестве, стоя у окна, где туман снова окутывал город, как саван. Операция удалась: база Абвера в Кадисе была уничтожена, их планы в Средиземноморье сорваны, а Британия показала, что не позволит собой манипулировать. Но премьер-министр чувствовал тяжесть решения. Смерть десятков людей — офицеров, техников, рабочих — лежала на его совести, даже если они были врагами. Сообщение ОГПУ о Мюллере продолжало вызывать вопросы: были ли Советы искренни, или это часть их собственной игры? Иден, Синклер и Келл уже готовили следующий шаг, усиливая наблюдение за Абвером в Лиссабоне и Берлине, а также за советскими агентами, которые могли знать больше, чем говорили.

В Кадисе слухи о «несчастном случае» быстро сменились новыми. Немецкие агенты, оставшиеся в порту, начали подозревать диверсию, но все улики — обломки таймеров с немецкими маркировками, искорёженные ящики «Siemens» — указывали на их собственное оборудование. Абвер был вынужден перегруппироваться, их операции в Средиземноморье получили серьёзный удар. Местные жители, напуганные взрывами, шептались о немецкой некомпетентности, а испанские власти закрыли дело как «аварию». Но в Берлине, в штаб-квартире Абвера, уже собирались аналитики, изучая отчёты и планируя ответ. Они знали, что это не случайность, но доказать причастность Британии не могли.

Харроу, стоя на палубе траулера, смотрел на горизонт, где море сливалось с небом. Его мысли были о том, что он сделал, и о том, что ещё предстоит. Но война только начиналась, и где-то в Берлине Абвер уже планировал ответный удар. Капитан Джеймс Харроу был готов встретить новые вызовы.

Глава 17

Осака, вечер 2 мая 1936 года

Низкие тучи, серые и плотные, скрывали луну и звёзды, окутывая город густым сумраком. Осака, раскинувшаяся вдоль извилистой реки Ёдо, гудела, несмотря на наступающую ночь. Узкие переулки, вымощенные потрескавшимися каменными плитами, вились между деревянными домами с облупившейся краской и новыми бетонными зданиями, чьи стеклянные окна отражали мигающие неоновые вывески. Улицы наполняли звуки: скрип колёс тележек, груженных углём и овощами, звонки велосипедистов, лавирующих между прохожими, резкие выкрики торговцев, расхваливающих жареную рыбу, свежие мандарины и связки зелёного лука. Воздух был густым, насыщенным запахами соевого соуса из уличных ларьков, угольного дыма от текстильных фабрик, выстроившихся вдоль реки, и сырости, поднимавшейся с воды. Неоновые вывески загорались одна за другой: красные, золотые и синие иероглифы мигали, рекламируя сакэ-бары, лапшичные с дымящимся рамэном и шумные залы патинко, чьи двери звенели от толп игроков, стучащих по рычагам.

Район Тэннодзи, притаившийся ближе к окраинам, был тише. Его улочки, окружённые деревянными домами за высокими бамбуковыми заборами, тонули в тишине, нарушаемой лишь редким стуком деревянных сандалий по камням или гудком трамвая, прокатывавшегося по соседней улице. Уличные фонари отбрасывали тусклые пятна света на булыжники, освещая потёртые вывески чайных, где подавали жасминовый чай в фарфоровых чашках, и маленьких лавок, где продавали рис, сушёную рыбу и рулоны хлопковой ткани. Прохожие, в основном пожилые мужчины в соломенных шляпах и женщины в потрёпанных кимоно, спешили домой, их тени мелькали и исчезали в полумраке. Велосипедисты, звеня звонками, проносились мимо, их колёса подпрыгивали на неровных плитах, оставляя за собой лёгкое эхо, растворяющееся в вечернем воздухе.

На одной из таких тихих улиц стоял двухэтажный дом полковника Кэмпэйтай, сорокадвухлетнего офицера японской военной полиции. Дом, сложенный из тёмного дерева, с крутой черепичной крышей, выглядел скромно, но прочно, словно маленькая крепость. Узкие окна, закрытые бумажными сёдзи, слабо светились в вечернем полумраке, их мягкий свет отражался на гравийной дорожке во дворе. За бамбуковым забором росло одинокое вишнёвое дерево, его голые ветви лениво покачивались на ветру, а дорожка из мелкого гравия, аккуратно разровненная, вела от задних ворот к деревянной двери дома. Полковник, широкоплечий, с резкими чертами лица и тонким шрамом на левой щеке — следом стычки в Маньчжурии десятилетней давности, — был человеком строгим, педантичным, с непреклонной верностью Императору. Его тёмные глаза, всегда настороженные, замечали малейшее движение, малейший намёк на угрозу. Его чёрная форма Кэмпэйтай с высоким воротником и начищенными латунными пуговицами висела в кабинете на деревянной вешалке, готовая к поездке в Токио, назначенной на завтра. В углу кабинета, за тяжёлой хлопковой занавеской, стоял железный сейф, запертый массивным ключом. Внутри лежала кожаная папка с отчётами: списки подозреваемых, планы облав, детальные карты с пометками и донесения, написанные чётким мелким почерком. Эти документы были его пропуском к повышению, возможностью доложить Императорскому генеральному штабу в Токио и укрепить своё положение в Кэмпэйтай.

В доме царило спокойствие, обыденное и уютное, как в любой семье, не знающей о надвигающейся угрозе. Жена полковника, тридцатипятилетняя женщина с мягкими чертами лица и тёплой улыбкой, готовила ужин на кухне. Её тёмные волосы, аккуратно собранные в низкий пучок, блестели в свете масляной лампы, подвешенной над деревянным столом. Она резала дайкон тонкими, почти прозрачными ломтиками, её нож ритмично постукивал по деревянной доске, помешивала мисо-суп в глиняном горшке, проверяла рис, кипящий на маленькой чугунной плите. Её хлопковое кимоно, серое с узором из мелких белых цветов, слегка шелестело при каждом шаге, а фартук, повязанный поверх, был испачкан пятнами соевого соуса и масла. Она напевала тихую мелодию, её голос, мягкий, растворялся в тепле кухни, где пахло варёным рисом и свежесваренным супом. Их дочь, шестнадцати лет, сидела в гостиной за низким деревянным столом, листая учебник по литературе. Её школьная форма — тёмно-синяя юбка и белая блузка с матросским воротником — лежала аккуратно сложенной на стуле, а длинные волосы были заплетены в тугую косу, спадавшую на спину. Она хмурилась, читая, её тонкие пальцы переворачивали страницы с лёгким шорохом, иногда останавливаясь, чтобы подчеркнуть строчку карандашом или записать заметку на полях тонкой тетради. Её лицо, сосредоточенное, отражало свет лампы, а глаза, тёмные, как у отца, внимательно скользили по строчкам текста. Младший сын, десяти лет, сидел на полу в углу гостиной, играя с деревянной игрушкой — маленькой моделью паровоза, которую он катал по доскам, издавая негромкие звуки, подражая гудку и стуку