Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев

колёс. Его волосы, взъерошенные, падали на лоб, а рубашка, расстёгнутая на верхней пуговице, была слегка помята. Он смеялся, когда паровоз переворачивался, и снова ставил его на доски, увлечённый своей игрой, его смех звенел тихо, как колокольчик, в уютной комнате.

В переулке напротив, за грудой деревянных ящиков, от которых пахло рыбой, притаились пятеро. Это была группа, решившая устранить полковника до того, как он передаст свои отчёты в Токио, сорвав планы Кэмпэйтай. Их лидер, тридцатилетний мужчина с худым лицом и глубоко посаженными глазами, выражавшими холодную решимость, прятал короткие волосы под чёрной кепкой. На нём была тёмная куртка рабочего, под которой скрывался пистолет Намбу, заряженный восемью патронами, с патроном в патроннике. Его движения были точными, выверенными, как у человека, привыкшего к военной дисциплине. Его команда состояла из четырёх человек, каждый из которых был выбран за свои навыки. Второй, коренастый мужчина тридцати двух лет с мозолистыми руками и шрамом на шее от старой драки, был мастером ножа — быстрым, безжалостным, способным убрать противника одним движением. Третья, двадцатисемилетняя женщина с короткими, неровно остриженными волосами, отвечала за разведку и наблюдение, её глаза замечали всё: от мельчайших деталей до малейших изменений в обстановке. Четвёртый, худощавый парень двадцати пяти лет, был взломщиком, чьи тонкие пальцы могли открыть любой замок за считанные секунды. Пятый, молчаливый тридцатипятилетний стрелок, нёс винтовку Арисака, его движения были размеренными, а глаза — холодными.

За три дня до операции группа собралась в заброшенном складе у реки Ёдо. Здание, некогда служившее хранилищем для рыболовных сетей, теперь было заброшено, его деревянные стены потемнели от сырости, а на полу валялись обломки ящиков и ржавые болты. Единственная масляная лампа, подвешенная к ржавой потолочной балке, качалась на сквозняке, отбрасывая тусклый свет на расстеленную карту Осаки, лежащую на перевёрнутом ящике. Карта, потрёпанная по краям, была исчерчена карандашными линиями: маршруты движения, точки наблюдения, пути отхода. Лидер группы, склонившись над картой, указывал пальцем на узкую улицу в Тэннодзи, где стоял дом полковника. Его палец чертил путь от реки через торговый квартал к переулку за домом.

— Входим через задний двор, — говорил он. — Взломщик, ты вскрываешь замок на воротах. Наблюдательница, ты следишь за улицей. Нож, ты убираешь любого, кто появится в переулке. Стрелок, ты остаёшься на улице, держишь переулок на прицеле на случай, если кто-то сунется. Я захожу первым и беру полковника.

Наблюдательница, сидя на корточках у ящика, поправляла чёрную кепку, скрывавшую её короткие волосы. Её бинокль, старый, с потёртым кожаным ремешком и слегка треснувшей правой линзой, лежал рядом на доске. Она провела две недели, наблюдая за домом полковника, прячась в переулках, на крышах соседних зданий и даже в заброшенной тележке у рынка. Она знала распорядок семьи лучше, чем они сами: жена выходила за продуктами в десять утра, всегда с плетёной корзиной, возвращаясь через час с овощами, рыбой и иногда связкой зелёного лука; дочь возвращалась из школы в четыре часа дня; сын играл во дворе до ужина, часто бегая за мячом или катая деревянные игрушки по гравию; полковник покидал дом в семь утра, его чёрный автомобиль с шофёром ждал у ворот, и возвращался к шести вечера, всегда с кожаной папкой под мышкой. Задний двор не охранялся, окна второго этажа были без решёток, а бумажные сёдзи легко рвались или открывались.

— Полковник спит один, в южной комнате на втором этаже, — сказала наблюдательница. — Жена — в соседней комнате, её окно выходит на сад. Дети — в двух комнатах дальше по коридору, их окна на северной стороне. Окна второго этажа открываются без шума, но половицы в коридоре могут скрипеть, особенно ближе к лестнице. Половица третья от лестницы — самая громкая.

Взломщик, сидя на ящике, крутил в руках отмычку — тонкую стальную полоску, отполированную до блеска. Его пальцы, тонкие, как у музыканта, двигались с ловкостью часовщика, привыкшего к мелкой работе.

— Замок на задних воротах — штифтовый, старый, ржавый, — сказал он почти шёпотом. — Открою за тридцать восемь секунд. Задняя дверь — простой засов, деревянный, отодвину за пять секунд, если не заест.

Мастер ножа, стоя в углу, точил клинок о небольшой точильный камень. Его нож, длинный и узкий, с чуть загнутым кончиком, поблёскивал в свете лампы. Он водил лезвием по камню медленно, с размеренной точностью, проверяя остроту большим пальцем, проводя по кромке так, чтобы не порезаться.

— Если кто-то сунется в переулок, я его уберу, — сказал он, его голос был хриплым, но уверенным. — Один удар — и тихо. Никто не успеет поднять тревогу.

Стрелок, сидя в дальнем углу склада, чистил винтовку Арисака. Длинный ствол, отполированный до блеска, был заряжен пятью патронами 6,5 мм, прицел отрегулирован для стрельбы на расстоянии до ста метров. Он щёлкнул затвором, проверяя механизм, и посмотрел на лидера, коротко кивнув. Его молчание было красноречивее слов: он был готов, его винтовка не подведёт. Стрелок, привыкший к долгому ожиданию в засаде, мог часами лежать неподвижно, держа цель на мушке.

Лидер раздал последние инструкции. Вход в 21:00, когда семья ужинает, а улица пустеет. Выход через задний двор, затем через переулок к грузовику, спрятанному у реки за грудой бочек. Оружие: пистолеты Намбу для лидера, наблюдательницы и взломщика, винтовка Арисака для стрелка, нож для мастера ножа. Никаких следов, никаких свидетелей. Каждый из них знал, на что идёт, но отступать было поздно.

В последние дни перед операцией группа оттачивала детали. Наблюдательница ещё раз обошла район, проверяя маршруты отхода. Она заметила, что в переулке за домом по вечерам собираются бродячие кошки, и их мяуканье может заглушить случайный шум. Она также проверила, что фонарь у заднего двора часто гаснет после восьми вечера, оставляя сад в темноте. Взломщик дважды тренировался на похожем замке, купленном на чёрном рынке, доводя время вскрытия до тридцати восьми секунд. Он смазал отмычки маслом, чтобы они скользили без звука, и проверил проволоку для засова, убедившись, что она достаточно тонкая, чтобы пролезть в щель. Мастер ножа провёл день в заброшенном дворе, отрабатывая удары на мешке, набитом песком. Его движения были молниеносными, точными: удар в горло, в сердце, в солнечное сплетение — каждый рассчитан на мгновенную смерть. Стрелок отправился на пустырь за городом, где стрелял по мишеням из досок, проверяя винтовку. Его пули ложились в цель с точностью до сантиметра, даже в темноте. Лидер, как мозг операции, перепроверял план, прокручивая в голове каждую деталь: от