Русь непокоренная. Нашествие - Денис Старый

тысячи русичей. По молодости лет, по своему всё ещё горячему характеру, с которым Бату пытался бороться, чтобы оставаться с холодным разумом, хан считал, что достаточно и тысячи монгольских воинов, чтобы разбить этих русских.

— Но ты же когда-то разбил с багатуром Джэбе втрое превосходящее войско русичей на реке Калке. А сейчас предлагаешь, чтобы мы били какого-то русского боярина всею силой войска? — сказал хан.

Он поднял бровь и даже сжал кулак. Субэдей покачал головой.

— Нельзя сравнивать. У меня тогда выбора не было. И я точно знал, что буду сражаться не с цельным войском, а с россыпью отдельных отрядов, которые никак не могли договориться меж собой о слаженности действий. Там нужно было потрясти мешок, чтобы сломать то, что там лежало. Нам же на юге противостоит отряд боярина, который зрит далеко, как полководец. Если он одержит ещё несколько побед, то даже русский князь Юрий обратит внимание на этого боярина. А если так, то он примет его на службу со всем тем отрядом. И вот тогда нам будет сложно продолжить покорение Руси, — обстоятельно высказался старик.

Бату не мог себе позволить поморщиться с досадой, как он того хотел бы.

— Ты голоден? — спросил хан.

— Если ты хочешь взять время на то, чтобы подумать над моими словами, то да, я бы поел. Тем более, что я видел, что возле твоей юрты уже выкапывали корову, — усмехнулся Субэдей.

Нет, усмехался он не в обиду, не унижая. Напротив, багатуру нравилось, что молодой хан редко отвечает сразу и быстро. Каждое решение он обдумывает, складывает и раскладывает в голове, стараясь учитывать многие факторы.

Уменьшит ли свой авторитет Бату то, что он развернёт войска против всего лишь отряда? Как стоит действовать и уничтожать тех русичей, которые, по сути, ведут себя как монголы? У Коловрата нет обозов, его войско уже полностью конное, особенно после разгрома тысячи Борджингодая. Догнать таких воинов не так-то просто.

Но, судя по всему, это нужно делать.

Уже скоро принесли самые вкусные части молодой коровы, которую запекали по монгольскому обычаю. Целую тушу сперва обмазали глиной, выкопали яму, туда поместили корову, яму прикопали. А потом два дня на этом месте палили костры.

И мясо действительно оказалось нежным, сочным, практически таяло во рту. А если кусок такого мяса макнуть в соль со специями, привезёнными из Китая, и вовсе блюдо казалось вершиной степного кулинарного искусства.

Субэдей всю свою жизнь после того, как молодым кузнецом оставил своё кочевье и дал клятву только-только набирающему силу Тэмуджину, ещё не ставшему Чингисханом, довольствовался малым. Он взрослел в походах, набирался опыта, старел. И считал, что вся жизнь его, багатура, должна быть скромной, чтобы не отвлекала от войны, чтобы правдой и единственной целью стало завещание Великого хана.

Но даже Субэдей сейчас увлёкся поеданием вкуснейшего мяса. Так что у Бату было время подумать.

— А что если мне придётся всем войском гоняться за этим Коловратом? Его отряд должен быть быстрым, а моё войско уже обременено многими обозами, — вслух высказывал свои сомнения хан.

— Возможно и такое. Но я сделаю тебе подарок. У меня появился свой человек в этом отряде. И он прислал своё слово, — старик усмехнулся, наблюдая, как всё-таки молодость взяла верх над разумом хана.

Бату резко вскочил, стал ходить из стороны в сторону, босыми ногами приминая высокий ворс дорогих и необычайно цветастых, с замысловатыми узорами ковров из Хорезма. Один такой ковёр стоит не менее, чем десять добрых лошадей. Ну или пять лошадей собственно хорезмийских, отличающихся своей статью и скоростью.

— И что твой человек передал? — с большим усилием взяв себя в руки, спросил Бату.

— Коловрат движется к Плешивой горе. Там он рассчитывает пополнить свой отряд не менее, чем ещё пятью сотнями человек. Его люди набирают охочих, добровольцев, которые готовы вступить с нами в бой. И отряды таких людей стекаются из Суздаля, Владимира, а возможно, придут и из других городов, — предельно серьёзным тоном говорил багатур.

Бату нахмурился. Да, это серьёзная опасность. Возможно, даже большая, чем-то войско русичей, которое сейчас собирается у Коломны. Несмотря на то, что русским удалось собрать, может, только чуть менее двух туменов боевых людей.

А вот Коловрат, да ещё при том, что ему теперь есть чем платить охотникам, и все знают про его удачу, ведь он не потерпел пока что ни одного поражения… Русские люди были не менее суеверны, чем монголы. Так что пойдут, скорее, даже не за князем, а за тем, кто носит прозвище языческое, кого любят боги и кому даруют победу.

— Ты сможешь со своим туменом разбить Коловрата? — спросил Бату.

Субэдей омыл пальцы, посмотрел на хана долгим взглядом из-под густых бровей и произнёс:

— Так выходит, хан, что разбить его всё-таки должен ты.

— Но это же урон чести, чтобы я, Великий хан улуса Джучи, вступил в бой с каким-то боярином, — вновь вспылил Бату.

— А давно ли ты ходил в одежде простеца вдоль котлов своих воинов и слушал, о чём они судачат, поедая мясо? — назидательным тоном говорил багатур. — Я скажу тебе. Они считают, что это не какой-то боярин воюет с нами, а что русские старые боги начали действовать. И скоро, если наша богиня Тенгри не вступится за своих детей, мы проиграем. Утверждают, что здесь, в лесах, наши степные боги сильно слабеют.

Даже само слово «лес» багатур произнёс с особым ударением. Бату задумался и не сразу ответил, а Субэдей медленным плавным движением взял пиалу с чаем и отпил.

— Лес… Боги… Но мы не богам противостоим, а лишь мыслям о них. И тогда — ведь получится, что в лице Коловрата я убью старых лесных богов? — понял он всю широту и хитрость задумки старого багатура.

— Ты велик своим умом, хан, вижу в тебе рассудок, свойственный твоему Великому деду, — польстил Субэдей. — И о смерти русских богов должны узнать все.

Хан заговорил громче — он принял решение. Больше не будет вопросов и раздумий.

— Пускай среди моих воинов ещё больше распространяются слухи, что сами русские боги решили объявить нам войну. И что мы этих богов убьём, и тогда уже не будет силы, которая смогла бы остановить нас. А уж сколько там, в том отряде — полторы тысячи или всего сто человек будет — неважно. И честь свою я