Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

Хоть бы мама пришла. И выйти ведь теперь нельзя, пока вот эта – Саша попыталась вспомнить эльфийские ругательства, но вспоминались всё какие-то неподходящие: «пыль из-под копыт», «обрезки копыт сдохшего коня» (это маргинальное), – пока вот это вот неправильно растущее копыто не удалится.

– Пойдём, – сказали из-за двери, – я покажу тебе, где все едят, и отвалю. Можно подумать!

Что можно подумать? Насколько проще выйти к малым и высоким эльфийским гостям или даже к человеческим – купцам, изобретателям, просящим милости, просящим компенсации…

– Я так понимаю, – спросила Саша самым царственным из голосов, – просить тебя помочь одеться – бесполезно?

– А ты что, сама не умеешь?

Саша так туго затянула пояс на платье, что сомневалась теперь, сможет ли дышать. Сама расчесалась, хотя сами расчёсываются разве что русалки. Сама подобрала серёжки, хотя ей вчера сотворили-то всего три штуки, и все неточно, не по описанию.

Дома она бы не оттягивала выход, но дома у них было расписание. Во всяком случае, когда отец был в силах выполнять обязанности.

И ещё Саша взяла с собой отцовский нож, благо в плебейском этом платье Гюрза сотворил карманы. Вообще, в этом что-то было – идти сквозь грязь в ботинках, а не в туфлях, иметь большие, официальные карманы, а не один жалкий потайной, чтобы сунуть туда нож. В обычных Сашиных платьях явных карманов не было.

Карина сидела у стены, когда Саша вышла, – да-да, сидела прямо на полу – и поднялась, и вытерла руки о штаны, и тут же протянула Саше правую:

– Ну, я Карина. Мы вчера как-то толком и не познакомились.

С тобой? А маму, то есть, она уже знает? Руку Карина всё не опускала, хотя воспитанный человек бы уже понял, что здороваться с ним не хотят. Ладонь была в царапинах и в чёрных смазанных росчерках – Саша однажды рисовала углём без перчаток, и было похоже.

Принцесса должна быть великодушна. Саша сказала:

– Ты не могла бы вымыть руки чуть-чуть тщательнее?

Как было б здорово, если б Карина оскорбилась, – но нет, она не поняла.

– А что тщательней-то? Ты что, легко заболеваешь или что?

Это её сейчас так обозвали неженкой? Бывали всякие сыновья свинопасов, набивались к ней в игру – вот точно так же, кажется, себя вели. Саша хотела бы наречь Карину Подпаском, но та бы ведь снова не поняла. Почему вообще тёмный король берёт к себе на службу вот таких… таких?

– Нет, – сказала Саша, – я никогда не болею.

Застываю иногда, но уж до этого тебе точно не должно быть дела.

– Везёт, – сказала Карина. – Ну, пойдём. Нам вниз.

И им действительно было нужно вниз, и они спускались, и когда заглянули наконец в зал – примитивный зал, не ажурный, и своды круглые, а не устремлённые вверх, – когда заглянули в зал, там было пусто. Ну как, почти пусто. Тарелки так и оставались на столах, и в них Саша разглядела остатки пшённой каши, раскрошенный хлеб, ветчину, салат… А из тарелок, встав на задние лапы, передними опираясь на столы, взахлёб ели собаки. Какие-то буро-серые собаки.

Волки.

– Надо уйти, – сказала Саша, – надо уйти от них, беги, я задержу!

Сама вышла вперёд – и тут же сама сделала два шага назад и вцепилась в Каринино запястье. Она не умела сдерживать волков. Даже на пение для зайцев надо правильно настроиться, а для волков Саша не пела никогда.

– Да вот ещё, бегать от них, – сказала Карина. – Эй, вы все! Кто вам разрешил? На кухне ешьте! А ну, кому по ушам дать?

Волк, который ближе всех был к двери, опустился на четыре лапы, прижался к полу и замёл хвостом.

– Да никому я не скажу! – отрезала Карина, одновременно дёргая рукой, чтоб Саша её отпустила, а у Саши никак не получалось – пальцы сжались… – Не стыдно? До луны ещё вон сколько! Чего по-человечески не есть?

Волк, который прижимался к полу, вскочил на задние лапы – Саша подумала, что для прыжка, – и оказался человеком в буром свитере. Сколько раз она потом пыталась отследить момент перетекания одного в другое – и не успевала. Будто всегда был только человек, а волка не было. Или одна ипостась, или другая.

– Да ладно тебе, ласковая, – сказал человек, и Саша поняла, что он немногим старше того же Гюрзы. – Чего позоришь нас перед принцессой?

– Да кто позорит, кроме вас самих, да кто позорит? Нравится недоеденное жрать – не в общей зале же!

– Ай, да все уже разошлись. А думаешь, я им не говорил, что ты придёшь? Я каждому сказал: Карина, мол, ещё не ела, волчья твоя морда, паскудная твоя привычка, а они мне что?

– То есть меня ты в расчёт не берёшь, едим как хотим, да?

– Ай, ласковая, ты хозяйка, что ли, нам? Иди попроси хозяйского сына – он всё вам сотворит: и молоко, и мёд, и…

– Я тебе хвост сейчас оторву!

– …и-и-и поцелуй!.. Ай, ай, жестокая, что, нехорош тебе хозяйский сын?

– Не слушай их, – сказала Карина сквозь зубы. – Говорила же: опоздаем. Пойдём правда к Гюрзе, он нас накормит, или можно ещё к гаргулье, если она не спит.

– У вас в поварах гаргулья?

– Ну да, – сказала Карина, – в том числе. Нравится человеку, что ж теперь.

– Корректно говорить: «Нравится статуе».

– Ай, да все люди как люди, скажешь, нет?

– Ты такими высказываниями можешь спровоцировать международные конфликты.

– Просто ко всем надо по-человечески относиться, вот и всё.

Они уже отошли от залы, и всё равно им в спину полетело:

– Сама ты человек!

– Сама-то жрёшь эту свою дрянь с той стороны!

– У себя в комнате жру, а не где попало! – огрызнулась Карина и вполголоса пояснила: – Слух у них, конечно…

Итак, чтоб позавтракать, им пришлось искать Гюрзу. Гюрзы не было в библиотеке (зато там был минотавр), на верхних этажах (зато были драконы с чёрными, гибкими, неверными ещё шеями), в саду (там кого только не прогуливалось, и, строго говоря, это и садом-то назвать было нельзя: вот какой сад с разбросанными досками?).

– Да не может же он быть в лазарете, – сказала Карина. – Ты там ещё не падаешь? Ноги-спички…

– Что?

Может, она так намекала, что Саша похожа на куклу – или на человечка из желудей. Но обычно, когда стараются задеть – они же смотрят, как ты реагируешь? Карина не смотрела.

– Вот что, – сказала Карина, будто бы ей было дело, будто она вообще что-то понимала, – мы можем ещё поискать Гюрзу, а можем взбунтоваться и пойти ко мне.

– Зачем?

Наверняка у неё там несвежие