Ассасин 1: миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Унтер-офицер посмотрел на Ковача, потом на меня, потом на письма в своих руках. Читал долго, проверяя каждое слово.

Рядовой все еще возился с чемоданом. Пальцы его нащупали что-то в углу дна. Защелку?

— Господин унтер-офицер! — позвал он. — Здесь что-то…

В коридоре вагона раздался громкий голос:

— Эй, где вы? Нужна помощь в третьем вагоне! Там какой-то офицер пытается провезти оружие!

Унтер-офицер дернулся, услышав обращение. Посмотрел на дверь купе, потом на меня, потом на письма. Колебался. Долго колебался.

Потом швырнул письма мне в руки, вместе с паспортом и удостоверением:

— Ладно. Проезжайте. — Голос жесткий, недовольный. — Но будьте осторожны в Белграде. Сербы взбесились после ареста их дружков. Любого корреспондента могут принять за австрийского шпиона и убить.

— Благодарю за предупреждение, господин унтер-офицер.

Он кивнул рядовому:

— Идем, Ганс. Там работа.

Они вышли из купе, хлопнув дверью. Я услышал, как их шаги затихли в коридоре. Потом свисток где-то снаружи. Крики на немецком. Шум на платформе.

Я медленно закрыл чемодан. Руки дрожали, совсем слегка, но дрожали. Я поставил чемодан обратно на полку и сел на свое место у окна.

Ковач облегченно вздохнул:

— Вот черт! Думал, не отпустят. — Он посмотрел на меня с сочувствием. — Извините, что вмешался. Но эти пограничники совсем озверели после убийства. Всех подряд проверяют.

— Благодарю вас, господин Ковач. Вы очень помогли.

— Да ничего. — Он махнул рукой. — Мы же вместе ехали, я же видел, что вы нормальный человек. Не террорист какой-нибудь.

Поезд дернулся и медленно тронулся. За окном поплыла платформа, пограничники, склады, мост через реку. Мы пересекали Саву, узкую речку, которая отделяла Австро-Венгрию от Сербии.

Я смотрел в окно и чувствовал, как напряжение медленно отпускает. Граница пройдена. Первое испытание позади.

Впереди Белград. Город, где вчера убили австрийского офицера. Город, где напряжение достигло предела. Город, где «Черная рука» готовила новые удары. Город, где майор фон Урбах плел свои интриги.

Город, где я должен предотвратить войну.

Поезд набирал скорость. За окном проплывали сербские поля, деревушки с деревянными домами, церкви с куполами вместо шпилей. Другая страна, другая культура, другие опасности.

Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в кроваво-красные тона. Красное небо. Как предчувствие.

Убийство гауптмана Шульца. «Черная рука» нанесла удар. Австрийцы ответят жестко. Аресты, репрессии, давление на Белград. Сербы озлобятся еще больше. Спираль насилия раскручивается.

Нужно действовать быстро. Проникнуть в организацию. Найти тех, кто готовит следующий удар. Остановить их. Вербовкой, манипуляциями, дискредитацией. А если не получится мирными методами…

Конечно же, я знал ответ. Если мирные методы не сработают, придется убивать. Снова. Как в Аламуте. Как всегда.

Но на этот раз цена выше. На этот раз на кону судьба Европы.

Поезд мчался в сгущающихся сумерках к Белграду. Я сидел у окна и смотрел на красное небо, думая о том, что ждет впереди.

Глава 19

Встреча

Подполковник Николай Степанович Артамонов стоял у окна второго этажа русского читального зала на улице Краля Милана и смотрел на Белград, распростершийся перед ним под майским солнцем тысяча девятьсот четырнадцатого года.

Город прекрасен и опасен одновременно, как красивая женщина, держащая кинжал за спиной.

Внизу, на мощеной булыжником улице, сновали дрожки с пролетками, редкие автомобили с грохотом проезжали мимо, поднимая облака пыли. Торговцы разносили лотки с фруктами и газетами, выкрикивая заголовки на сербском. Женщины в длинных юбках и широкополых шляпах прогуливались под руку с господами в сюртуках и котелках. Обычная жизнь европейского города начала двадцатого века.

Но Артамонов знал, что под этой благопристойной поверхностью бурлит нечто совсем иное.

Он провел на Балканах десять лет. Десять лет наблюдал, как маленькая Сербия, освободившаяся от турецкого ига всего тридцать шесть лет назад, превращается в пороховую бочку Европы. Десять лет плел паутину агентуры, вербовал информаторов, покупал чиновников, распутывал заговоры. И с каждым годом чувствовал, как напряжение нарастает, как пружина сжимается все туже, готовая выстрелить.

Убийство гауптмана Шульца позавчера ночью было еще одним витком этой пружины.

Артамонов провел рукой по смуглому лицу, которое выдавало в нем цыганскую кровь матери, и вернулся к столу, заваленному газетами. «Правда», «Политика», «Дневник», все белградские издания пестрели заголовками о «героическом акте освобождения» и «австрийской провокации». Каждая газета трактовала убийство по-своему, но суть одна: город ощетинился, как раненый зверь.

На столе рядом с газетами лежала шифрованная депеша из Петербурга, полученная через дипломатическую почту три дня назад. Артамонов давно расшифровал ее и выучил наизусть, но все равно время от времени перечитывал, словно надеясь найти там скрытый смысл.

«Направляем особого агента. Поручик Бурный. Лучший выпускник курсов. Необычный человек. Самый ценный актив. Задача — проникновение в „Черную руку“, предотвращение провокаций, контроль ситуации. Обеспечьте всем необходимым. Берегите. Редигер».

«Берегите». Это слово застряло в голове Артамонова, как заноза.

За годы работы он получал множество депеш от Редигера, всегда лаконичных, сухих, строго по делу. Полковник не был человеком сентиментальным. Но здесь, в конце официального текста, он добавил одно личное слово. «Берегите».

Значит, этот поручик Бурный действительно что-то из себя представляет. Или Редигер очень высоко ценит его. Или и то, и другое.

Артамонов взглянул на настенные часы венской работы, тикающие над книжными полками. Без четверти три. Встреча назначена ровно на три часа дня у полки с томами Тургенева.

Он прошелся по читальному залу, проверяя обстановку. Зал занимал весь второй этаж двухэтажного здания с высокими потолками и лепниной в стиле позднего классицизма.

Стены выкрашены в теплый кремовый цвет, на них висели портреты русских писателей, Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского. Книжные полки из темного дуба тянулись вдоль стен, заставленные томами в кожаных переплетах.

В центре зала стояли длинные дубовые столы с зелеными суконными столешницами и лампами под латунными абажурами. У окон мягкие кресла с высокими спинками для чтения.

Сейчас, в середине дня, зал почти пуст.

У дальнего стола сидел старый профессор Стоянович, филолог-славист, изучавший древние рукописи через толстые очки в золотой оправе. У окна дремала княгиня Трубецкая, престарелая эмигрантка, которая приходила сюда каждый день, чтобы читать петербургские газеты и вспоминать молодость. За стойкой библиотекаря сидела Дарья Павловна Бондарева, сорокалетняя вдова русского инженера, которая вела читальный зал последние пять лет и посвящена в его истинное предназначение.

Читальный зал служил официальным прикрытием для русской агентурной деятельности в Белграде. Здесь встречались информаторы, передавались донесения, проводились конспиративные встречи. Сербская полиция знала об этом, но смотрела сквозь пальцы. Россия была союзником, и Сербия не могла позволить себе ссориться с великим славянским братом.

Но австрийская