Драконий век - Д. Дж. Штольц

Крепкие деревья пока сдерживали его натиск.

Надолго ли?

По роще проносился огненный вихрь, сжигал все на своем пути. Сжег он и одежду на Уильяме, которому оставалось уповать лишь на то, что в конце концов дракон выдохнется и издохнет. Уильям хмуро вслушивался, как почерневшие стволы падали с треском, а неподалеку ползал рычащий демон, впиваясь своим единственным глазом в высвечивающийся в пламени силуэт. Больше прятаться негде. Южнее рощи – пепелище, что было Шуджиром, западнее и восточнее – пустыри, а севернее – порт, в котором корабли уже отчаливали от берега. И даже лошадь, которую он захватил из города, лежала бездыханной с тлеющей шкурой. Оценив ситуацию, Уильям пошел прочь от места, где был похоронен Филипп, чтобы дать крохотный шанс хотя бы ему. За ним ломился дракон. Вот его окровавленная морда пролезла между деревьев, клацнула совсем рядом. «До чего живуч. Сколько безумия в нем… – думал обреченно Уильям, слыша рев позади. – Что можно сделать такой неистовой злобе, если даже копье его не погубило? С такой злостью только и сжигать мир целиком».

Платаны заканчивались. Дракон проламывал деревья грудью и прокладывал себе путь огнем. Уильям увидел впереди яркий просвет между стволами – там полыхал Шуджир. Дальше идти некуда. Конец рощи. Тогда он замер и поглядел вперед, слыша, как рев, вопли и грохот позади приближаются. В спину ему ударило пламенем, но и тогда он не обернулся, хотя и вздрогнул против воли.

– Да гори оно все огнем! Будь оно все проклято с самого начала! – крикнул он в сердцах, а потом расхохотался. Его гибель больше не казалась ему апатичной. Она пылала безумием, и за все годы он так неудержимо и зло не смеялся, как в последние минуты перед тем, как сгинуть в драконьей пасти. Он продолжал любоваться горящим городом, по которому бродили гримы, находил в этом свою прелесть, когда зубы лязгнули, как капкан, уже над самым ухом. Никаким смрадом не пахло, только сухой жар. После раздался громкий рев. Уильям потер оглохшее ухо. Когда же все закончится? Когда же! Рев будто отдалился, но Уильям так и стоял, и посмеивался.

Ну же!

Почему это не заканчивается?!

Все же он повернулся к своей погибели. Позади никого не оказалось. Неподалеку на дракона кидалась птица, явно уступающая в размерах. Небо прорезал столб пламени, но птица пролетела сквозь него невредимой. Не веря увиденному, Уильям вскрикнул. С драконом бился феникс. С драчливым клекотом он растопырил когти и вцепился в уже располосованную морду, пока дракон все огрызался и порывался броситься на стоящего посреди черной рощи беззащитного соперника. В нем он видел своего первейшего врага. Его не пускали. Как мог феникс перетягивал внимание на себя. Так они и бились, пока дракон не поднялся тяжело в воздух следом за птицей. И уже там завязался последний бой. Феникс был сильно меньше, но до чего же задирист, напорист. Тем не менее даже эта задиристость не приближала его к победе.

Уильяму казалось, что он не вынесет стольких смертей тех, кто ему дорог. Если бы он мог помочь. Если бы знал, как отбросить человеческий облик. Но его очертания лишь едва подернулись, и он рухнул на колени и вырвал клок собственных волос.

Дракон с фениксом вновь схлестнулись. Первый постепенно побеждал второго, несмотря на сильные раны.

Из застлавшего небо плотного дыма вдруг показались еще одиннадцать птиц, ранее не вмешивающихся, но вынужденных помочь своему пылкому собрату. Разных размеров, они присоединились к сражению в небесах. Самый крупный – предводитель – рухнул на спину огромному врагу и впился когтями-кинжалами в его хребет. Визжащий от боли дракон перекрутился и сбросил птицу с себя. Другой феникс, поменьше, не столь матерый, также спикировал сверху. Его схватили за горло. Клацнули зубы – и птичья голова отделилась от тела, полетела с ним наземь. В это время остальные фениксы облепили дракона. Тот уже не рычал, а визжал на сто голосов. Ему выклевали оставшийся глаз. Кожистое крыло изорвали: сначала левое, потом правое. Его хребет перебили, отчего он ударился о землю и подмял под себя одну неаккуратную птицу. К нему слетелись, рвали острыми клювами и когтями, пока наконец дракон не издал ужасающий последний вопль. Огромный демон издох.

Но и тогда убийцы не оставили змеиного тела и принялись рвать его на части. Их предводитель с увечной лапой, на которой было не четыре когтя, а три, ненадолго обратил внимание на приходящую в себя драконицу и присвистнул. Когда она подорвалась в небо, за ней не погнались. Припадая на раненое крыло, истекая горячей красной кровью, она растворилась над ночным заливом в направлении Северных гор, с трудом держась над водной поверхностью. Вслед ей смотрел Уильям. «С такими ранами драконица может и не долететь до другого берега», – думал он. Отвлекло его то, что фениксы накинулись на своего собрата: он сильно повредил крыло и не мог летать. Добив его, истошно клекочущего, они опять вернулись к своим делам – уже поеданию дракона. Заглатывали целиком куски размером с овцу, набивали брюхо, чтобы, отдохнув, опять потрапезничать.

К Уильяму подскочил самый молодой из фениксов и приветствовал свирелью.

– Уголек… Это ведь ты? – улыбнулся Уильям со слезами на глазах. Ему пришлось задрать голову, чтобы разглядеть птицу.

Выделывая кульбиты, расправляя широкие крылья и выкидывая ноги, Уголек заскакал вокруг. Показывал, как он быстр, как прекрасен и доволен, что успел спасти своего друга в самый последний момент. Потом он склонил шею и позволил себя обнять. Чувствуя, что силы и выдержка покинули его, Уильям в рыданиях шептал слова благодарности на Хор’Афе, на южных языках и северных, но это не отражало и малой доли того опустошительного чувства, что накрыло его с головой. Ему казалось, что он сходит с ума, но уже от счастья. Еще раз клекотнув на прощание, Уголек развернулся и запрыгал к мертвому дракону, чтобы поучаствовать в пире.

Пиршество продолжалось долго. И будет продолжаться вплоть до рассвета. И даже выжившие городские жители, ставшие свидетелями грандиозной битвы, побоятся помешать птицам и помолятся им на коленях издалека.

Два погибших феникса вспыхнули кострами. Чуть погодя на их месте остались лишь горстки пепла, а от громадной туши, пропитавшей землю кровью, отделились сразу несколько птиц. Как раз начался сильный дождь, потушил пылающий Шуджир. Фениксы в тревоге заклекотали, склонились над пеплом сородичей, расправили свои крылья, соорудив своего рода шатер, и нависли так, чтобы пепел не промочило. Спустя, может, час, а то и два из первой горстки вдруг донесся писк. Что-то там задвигалось. Фениксы разворошили ее клювом, достали синюшного птенца. Вскоре то же самое они повторили со второй горсткой. С восходом солнца они заботливо подхватят птенцов в свои когтистые лапы, поднимутся и улетят обратно в Красные горы, откуда преследовали дракона на протяжении нескольких дней с тех пор, как он показался им. Сам дракон, точнее, то, что от него останется: груда осклизлых костей, с которых объели мясо, длинный позвоночник, пробитый в нескольких местах череп, а также моря крови, – будет оболочкой ни к чему не пригодной, такой, в которой уже не может поселиться душа.

Пока птицы пировали, совершенно нагой и почерневший от копоти Уильям потащился в остатки рощи. Он без сил упал на колени над обугленным мертвецом.

– Вот зачем… – шепнул Уильям тусклым голосом, блуждая по нему взглядом. – Зачем вы напали на дракона, твердолобый баран? Ведь дело не в защите клана. Это из-за того, что Дейдре напомнила вам дочь? Или вы думали, что если спасете ей жизнь, то мне будет от этого лучше? Вам стоило всего лишь ничего не делать, и тогда фениксы сами бы разрешили проблему как прислужники и дети Фойреса. Что мне теперь делать с вами? Что, если вы погибли окончательно?

Прикрыв покрасневшие глаза ладонью, Уильям глухо разрыдался в который раз. Достаточно горя уже выпало на его долю. С пустой надеждой он бережно взял на руки