Лилит - Никки Мармери

class="p1">Может, Она в итоге и наслала засуху? Не помню, когда все началось: сразу же или через несколько месяцев после гибели несчастного Навуфея. Но осенние дожди так и не случились. Пахоту пришлось отложить на неделю, потом на две и, наконец, на неопределенный срок. Ни ячмень, ни пшеницу не удалось посеять в срок. Зима выдалась холодная и сухая. Вершины Гаризима и Гевала так и остались бесснежными. Наступила весна, но перепела так и не прилетели. Не было первых плодов, не было урожая, нечего было молотить.

Возносились заклинания о дожде. Жрецы Ваала бродили по улицам, потрясая набитыми камнями тыквами, чтобы призвать гром. Преступников сажали на кол, и кровью их орошали поля, чтобы восстановить плодородие. Приносились жертвы всем высшим существам, крупным и мелким божествам каждой веры. День за днем, месяц за месяцем на любом алтаре города горело мясо. Но животные чахли от недостатка пищи, и было глупо убивать их, чтобы умилостивить богов, которым еда не требуется.

Примерно в то же время исчезли и жрецы Яхве. Один за другим пропадали те, кто гневно смотрел на моих голубиц при каждом обряде и ритуале в течение года. Их число уменьшалось так медленно, что трудно было сказать, когда они ушли все до единого. Но на следующий Праздник урожая не нашлось жреца, который поливал бы святой водой сожженные подношения или стучал бы ивовыми ветками, потому что все почитатели Яхве покинули город.

Авдий, которого такое развитие событий могло бы обеспокоить, казалось, совершенно не тревожился: он бодро ходил по дворцу с полуулыбкой на губах.

* * *

В тот день, когда мы отмечали бы Праздник милостивых богов – если бы те были достаточно милостивы, чтобы благословить землю дождем и достатком еды для пира, – во дворец пришел незнакомец.

Леопарды Иезавели насторожились, когда он вошел. И внешность гостя того заслуживала. Огромный, как медведь, и такой же волосатый, он одевался в шкуры диких зверей и зарос почти целиком: косматая борода, нестриженые волосы, кустистые брови, и даже шерсть на тыльных сторонах ладоней. Трудно было разобрать, где заканчивается чужой мех и начинается собственная растительность великана.

– Илия Фесвитянин, – объявил Авдий. – Просит царя принять его.

Пророк направился к Ахаву. Подойдя к тронам слоновой кости, он не пал ниц, как того требовал случай, а вместо этого поднял палец и указал на Иезавель.

– Ты ли это, смущающая Израиль? – разнесся среди колонн его голос. – Ты, раскрашенная женщина! Несчастная шлюха, что заплетает волосы в косы и одевается в золото!

Царица замерла. Ахав пальцем подозвал стражу.

– И ты, притеснитель Господа! – обратился волосатый фесвитянин к царю, и его голос взлетел над залом, словно поднимающийся на крыло орел. – Она лишь чужестранка и женщина. Но ты отвернулся от Бога отцов своих! Он поставил тебя правителем, но ты нарушил Его заповеди. Ты украл земли Навуфея, что были под защитой закона Господа. Ты приносишь своих детей в жертву Молоху, отродью аммонитян, и молишься у столбов Ашеры. Ты позволяешь своим женщинам оплакивать Таммуза в наших святых храмах. Ты склоняешься перед финикийским Ваалом и моавитянским Хамосом! Ты допускаешь блуд на празднествах и кормишь пророков ложных богов со стола своего!

Стражники схватили Илию. Чтобы вывести великана, понадобилось четыре человека: по двое на каждую огромную руку.

– Я несу тебе волю Божью, царь Ахав! – не унимался пророк. – Поразит Господь Израиль, и будет он как тростник, колеблемый в воде! И будете вы искоренены и истреблены! И развеется твой народ по всем ветрам. И не будет в этой земле дождя, разве только по моему слову. И шакалы будут пировать на твоей плоти и крови, как пировали они на убитом Навуфее!

Ахав приказал музыкантам играть, но проклятия продолжали доноситься до царя из-за пределов тронного зала гулкой похоронной речью, заглушавшей сладкое пение флейты и арфы.

– И псы съедят плоть Иезавели, а останки ее останутся как навоз на земле! – громыхнул напоследок фесвитянин.

Псы и шакалы

Что же теперь делать с этим буяном?

Я бы оставила его гнить в темнице на хлебе и воде до самого конца его жалкой жизни. Но у Ахава, несмотря на крепкие ноги и мощные руки, была одна слабость: он хотел нравиться всем. Именно поэтому царь поощрял поклонение любым богам и в его столице насчитывалось не меньше семнадцати храмов и тысячи больших и малых святилищ. Ахав мечтал пользоваться всеобщей благодарностью и восхищением.

Слова волосатого пророка пришлись государю не по нраву. Ему была невыносима мысль о том, что кто-то может его проклинать, не говоря уже о Боге его отцов. Да и становиться мясом для шакалов он тоже не желал. Поэтому, когда Авдий принес весть от Илии, запертого в подземельях, выдолбленных в скале под дворцом, Ахав отправился туда, словно слуга на зов господина.

Вернувшись, царь провозгласил, что Илия предложил ему соревнование и что вопрос о том, молиться ли одному богу или многим, необходимо решить раз и навсегда, поэтому Ахав примет вызов, чтобы определить, проявляется ли божественная сущность в едином существе (разумеется, мужского пола, по мнению мужчин, представлявших Яхве) или в разнообразии форм, представляющих все человечество. Покинувшие Самарию пророки Яхве, местонахождение которых знал только Илия, готовы были вернуться, чтобы сразиться с пророками Ваала и Ашеры, Хамоса и Молоха. Склоны горы Кармил выступят сценой поединка, который покажет, чей бог сильнее, какое божество может единолично требовать любви и почитания от народа Израиля.

Я бы никогда не согласилась на такой план. Кто позволяет своему врагу диктовать условия испытания? Было очевидно: Илия сжульничает. Иначе он такое не предложил бы.

– Мы не можем согласиться на эту глупость, – сказала я Шахару, когда мы встретились для еженедельной игры в «псов и шакалов» в тени развесистого фигового дерева у храма Ваала.

Он почесал бороду и разделил игровые фигурки. Я, как всегда, выбрала псов, тогда как Шахару предпочитал считать, что его личные качества скорее присущи шакалам. Он бросил счетные палочки, оценил результат и передвинул первую фигуру.

– Что ты предлагаешь, жрица? Не явиться?

Я бросила палочки. Плохой результат. Первый пес двинулся вперед.

– Разумеется, я бы не пошла! Разве мы можем участвовать в таком дурацком представлении? Что есть бог, если не идеал, указывающий путь к лучшей жизни, пример, к которому следует стремиться? Боги – не борцы на арене, сражающиеся ради рукоплесканий и победы!

Мой противник передвинул второго шакала. Я проследила за взглядом Шахару на доску, чтобы попробовать понять его стратегию.

– Мне кажется, ты не рассчитываешь на победу, –