Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

Освоившись в достаточной мере, чтобы двигаться, Карлсен набрал в грудь побольше воздуха и попытался запустить двигатель, желая подняться и убраться отсюда. Как он и ожидал, даже полная тяга не дала ни малейшего результата. С равным успехом можно было пытаться укатить на велосипеде.

Даже минимальное изменение диаметра орбиты обнаружилось бы тотчас же, потому что катер завис среди узкого пояса метеоритов и пыли, тянувшегося вниз, к бескрайней багряной панораме, будто волоконце к веретену. Но волокно не успевало согнуться в грандиозное орбитальное кольцо: оно сходило на нет вдали, сплетаясь с другими волокнами в толстую нить. Эта нить, в свою очередь, свивалась с другими нитями, образуя более плотный пояс, и так далее, один масштаб за другим; наконец (в сотнях тысячах миль впереди? в миллионах?) первый изгиб грандиозного витого кольца становился хоть сколько-нибудь заметным, а затем дуга, в этом месте раскрашенная молниями во все цвета радуги, быстро темнела, уходя из виду за ужасный горизонт пылевого облака, что окружало гипермассу. Фантастический облачный горизонт, который наверняка находился в миллионах миль впереди, надвигался на Карлсена, смотревшего в ту сторону. Такова была скорость его вращения по орбите.

Диаметр орбиты, прикинул Карлсен, примерно соответствовал диаметру орбиты Земли. Но, судя по темпу, с которым вращалась поверхность туч под ним, лодка совершала полный оборот минут за пятнадцать. Это просто безумие – обгонять свет в нормальном пространстве, но, конечно, здесь пространство отнюдь не было нормальным. Да и не могло быть. Безумные орбитальные нити из пыли и метеоров говорили о том, что гравитация распадалась на силовые линии, будто магнитное поле.

Орбитальные нити, состоявшие из обломков и кружившие над Карлсеном, двигались медленнее, чем предметы на его уровне. Внизу, в ближайших волокнах, различались отдельные метеориты, проходившие под ним, будто зубья циркулярной пилы. Его разум испытывал ужас перед этими зубьями: скорость, расстояние и размер делали их донельзя величественными.

Он сидел в своем кресле, взирая на звезды, и смутно гадал, не становится ли он моложе, не движется ли назад во времени Вселенной, из которой выпал… Не будучи ни профессиональным математиком, ни физиком, он все-таки полагал, что нет. Это единственный фокус, проделать который Вселенной не под силу, даже здесь. Но велики шансы, что на этой орбите он стареет намного медленнее, чем все остальное человечество.

Карлсен вдруг осознал, что все еще сидит в своем кресле, свернувшись в клубочек, как испытывающий благоговение ребенок, и сильно, до боли впившись пальцами в рукавицах в подлокотники кресла. Он заставил себя расслабиться, начать обдумывать рутинные проблемы. Ему доводилось сталкиваться кое с чем похуже; правда, более жуткого зрелища он еще не видел.

У него достаточно воздуха, воды, пищи и есть энергия, чтобы возобновлять запасы. Двигатель катера годится, по крайней мере, на это.

И Карлсен принялся изучать силовую линию, или что это было, сделавшую его своим пленником. Более крупные камни в ее пределах – некоторые из них размером почти с его катер, – казалось, не меняли своего положения друг относительно друга. Но мелкие метеориты медленно дрейфовали, перемещаясь более или менее свободно.

Выбравшись из кресла, он огляделся. Единственный шаг назад привел его к изгибу стекла. Карлсен огляделся в попытке обнаружить своего врага. И действительно, в полумиле позади, захваченный той же вереницей космических обломков, увяз корабль-берсеркер, помчавшийся за ним и загнавший его сюда. Датчики берсеркера наверняка были направлены на него, он наблюдал за передвижениями Карлсена и знал, что противник жив. Если берсеркер способен добраться до него, он непременно сделает это. Компьютеры берсеркера не будут терять времени, благоговейно взирая на космические пейзажи, в этом сомневаться не приходится.

Словно в подтверждение его мыслей, на берсеркере что-то вспыхнуло: лучевое оружие. Но луч, странный, какого-то серебристого цвета, проделал всего пару-тройку ярдов среди взрывающихся скал и пыли – и рассыпался ворохом искр, словно космический фейерверк. Он добавил пыли к облаку, похоже сгустившемуся перед берсеркером. Вероятно, машина стреляла в него все время, но это диковинное пространство отторгало энергетическое оружие. Значит, ракеты?

Да, ракеты. Карлсен увидел, как берсеркер запустил одну из них. Изящный цилиндр стрелой рванулся в его сторону и исчез. Куда он подевался? Рухнул к гипермассе? Если да, то с такой скоростью, что мигом скрылся из вида.

Едва заметив огонь следующей ракеты, Карлсен по наитию поспешно взглянул вниз и увидел мгновенную вспышку и облачко в ближайшей к нему силовой линии. Циркулярная пила лишилась одного зуба. Облачко пыли в том месте, куда попала ракета, устремилось вперед с безумной скоростью, мгновенно пропав из вида. Проследив взглядом за облачком, Карлсен осознал, что смотрит на берсеркера не со страхом, а с чем-то сродни облегчению, будто тот отвлекает его от созерцания… всего этого.

– О Боже, – сказал он вслух, поглядев вперед. Это была молитва, а не богохульство. Далеко впереди, за медленно бурлящим бескрайним горизонтом, вздыбливались драконовы головы туч. На фоне черного пространства их перламутровые гребни казались сложенными из вещества, материализующегося из ничего, чтобы устремиться к гипермассе. Вскоре шеи драконов поднялись над краем Вселенной в обрамлении радужной бахромы материи, срывавшейся и устремлявшейся вниз с немыслимой скоростью. Затем появились туловища – тучи, пронизанные иссиня-белыми молниями, подвешенные над красными недрами ада.

Обширное кольцо, одним из компонентов которого стала вереница метеоритов на уровне Карлсена, мчалась к этой громаде, будто циркулярная пила. Вырвавшись из-за горизонта, тучи поднялись намного выше уровня Карлсена. Они извивались, вставая на дыбы, как безумные кони. «Наверное, они больше планет, – подумал он, – да, больше тысячи Земель или Эстилов». Тучи грозили вот-вот сокрушить кружащуюся ленту, которая захватила его, и вдруг, уже мчась среди них, Карлсен увидел, что они по-прежнему чудовищно далеки.

И позволил векам смежиться. Если люди вообще осмеливаются молиться, вообще осмеливаются обращаться мыслями к Творцу Вселенной, то лишь потому, что их крошечные умы всегда были не в состоянии узреть даже тысячной доли… миллионной доли… нет слов, нет аналогий, которые помогли бы рассудку постичь подобное зрелище.

«Но, – подумал он, – но как же люди, верящие только в себя или не верящие вообще ни во что? Что сталось бы с ними, окажись они лицом к лицу с такими чудесами, как эти?»

Карлсен раскрыл глаза. В его вере единственное человеческое существо куда важнее, чем любое солнце любого размера. Он заставил себя обозреть пейзаж, решив справиться с этим почти суеверным благоговением.

Но ему снова пришлось собраться с духом, когда он впервые заметил, как ведут себя звезды. Все они превратились в сине-белые иглы, волновые