Хроники Менталиста 3 - Ярослав Чичерин

— Отлично, — кивнул Никонов и повернулся ко мне. — Следуй за мной.

Он повёл меня не в свой привычный кабинет, а куда-то вглубь дома, через анфиладу комнат, каждая из которых демонстрировала уровень богатства хозяина — старинные гобелены, картины в золочёных рамах, антикварная мебель. Наконец, мы остановились перед массивной дубовой дверью с бронзовой ручкой в виде морского чудовища.

Никонов достал из кармана небольшой ключ и отпер дверь. За ней оказалась ещё одна — металлическая, с хитроумным механическим замком. Он набрал комбинацию на круглом циферблате, затем вставил странной формы ключ в прорезь под ним, повернул дважды, и дверь с тихим шипением пневматики отъехала в сторону.

— Прошу, — он сделал приглашающий жест.

За дверью я увидел длинный пологий коридор, ведущий под уклоном вниз. Мы спустились по нему, проходя мимо ряда тусклых ламп на стенах, а затем оказались перед ещё одной дверью. Только тогда я понял, что Никонов вёл меня в подвальное помещение, специально обустроенное вдали от любопытных глаз.

Когда дверь открылась, перед нами раскинулся просторный зал с неожиданно высокими для подвала потолками. Никаких окон, только приглушённое искусственное освещение и гнетущее ощущение замкнутого пространства. В центре располагался ринг — не такой огромный, как в «Морском Дьяволе», но определённо профессиональный. По периметру разместилось спортивное оборудование — груши различных размеров, тренажёры, скамьи для отжиманий, стойки с гантелями. Настоящее логово бойцов, тщательно скрытое от посторонних глаз.

Воздух здесь был заметно прохладнее и суше, чем наверху, с характерным запахом пота, кожи и металла — неизменными спутниками мест, где люди выкладываются на пределе своих возможностей.

И там, на ринге, в одиночестве тренировался Вихрь.

Я застыл на пороге, изучая своего бывшего противника. Того самого, который ещё три месяца назад смотрел на меня с презрением, как на уличную шавку, осмелившуюся облаять породистого пса. Того самого, чьё самомнение я разбил вместе с носом на глазах у всей элиты Ржавого Порта.

Но сейчас Вихрь выглядел совершенно иначе. Это был уже не тот человек, с которым я дрался в прошлый раз.

Когда-то давно Гаррет рассказывал мне про бойцов, которые «находят себя» только после поражения.

— «У каждого мастера был учитель, который надирал ему задницу», — говорил он, потягивая дешёвое вино. — «Настоящий талант раскрывается не в победах, Макс. Он раскрывается в поражениях».

Теперь я видел живое воплощение этих слов.

Прежний Вихрь был хорош, но расточителен — размахивал своим даром, как пьяный мужик ножом, полагаясь на грубую силу там, где требовалась точность. В его движениях всегда сквозила небрежность человека, годами не встречавшего достойного сопротивления. Он привык к тому, что можно спокойно выехать на природном таланте.

Но сейчас тренировавшийся передо мной Вихрь был собран и экономен. Вокруг него в воздухе висели десятки металлических шаров разного размера. От мелких, не крупнее стеклянных шариков, до тяжелых, с кулак.

Никогда раньше я не видел, чтобы телекинетик управлял таким количеством предметов одновременно. Обычно это требует колоссальной концентрации, а Вихрь делал это с таким видом, будто просто прогуливался по парку. Его лицо, обычно искажённое гримасой напряжения во время использования дара, сейчас оставалось почти безмятежным. Лишь едва заметное подрагивание век выдавало, что он вообще прикладывает усилия.

Он изменился. Причем не просто восстановился после поражения, а нашёл в себе что-то новое. Словно все эти месяцы он не зализывал раны, а методично перестраивал себя, свою технику, своё отношение к дару. И то, что я видел сейчас, было результатом этой трансформации.

«Поздравляю, Макс,» — подумал я с мрачной иронией, — «походу ты создал монстра».

В трущобах у нас была поговорка: «Загнанная в угол крыса кусается сильнее бойцовской собаки». Я загнал Вихря в угол. И теперь передо мной был уже не избалованный чемпион, а что-то куда более опасное — человек с целью, который больше не боится проиграть, потому что уже потерял всё.

Никонов улыбнулся, заметив мою реакцию:

— Впечатляет, правда? — он хлопнул в ладоши. — Вихрь, достаточно. У нас гость.

Телекинетик открыл глаза, и металлические шары мгновенно застыли в воздухе, замерев в идеальной неподвижности. Теперь, когда его концентрация переключилась на нас, я заметил, как напряглось его тело — словно струна, готовая зазвенеть от легчайшего прикосновения. Его глаза скользнули по Никонову и остановились на мне.

В тот момент, когда наши взгляды встретились, что-то изменилось в воздухе. Словно температура упала на несколько градусов. В его глазах плескалась такая концентрированная, выдержанная ненависть, что она почти обрела физическую форму. Это был не мимолетный гнев обиженного мальчишки, а что-то гораздо более глубокое — холодное, расчетливое, терпеливо ждущее своего часа.

Он едва заметно двинул пальцами, и все шары организованно опустились на пол с приглушённым, почти музыкальным перезвоном.

— Прошу прощения, господин Никонов, — произнёс Вихрь, склонив голову с выверенной учтивостью, в которой всё равно проскальзывала едва уловимая нотка раздражения. — Но я просил не прерывать тренировку на этой стадии.

Его взгляд снова вернулся ко мне, и маска вежливости соскользнула, как дешёвый грим. Его лицо исказилось так, словно в комнату принесли что-то гниющее и дико отвратительное.

— Ты, — выдохнул он, и в этом единственном слове сконцентрировалось столько яда, что хватило бы на целую змеиную нору.

— Спокойнее, друг мой, — Никонов поднял руку с той властной небрежностью, которая была его фирменным жестом — одновременно успокаивающим и напоминающим, кто здесь хозяин. — Мы здесь для разговора. Бизнес прежде всего.

В том, как Вихрь сдержался, как глубоко втянул воздух и выпрямил плечи, чувствовалась жёсткая дисциплина. Человек, который ещё три месяца назад был избалованным чемпионом с раздутым эго, теперь умел держать себя в руках даже перед лицом своего худшего кошмара. И от этого он становился ещё опаснее.

Вихрь сжал кулаки до побелевших костяшек. Я чувствовал, как воздух вокруг него дрожит от едва сдерживаемой ярости. Рефлекторно коснулся амулета под рубашкой, готовый в любой момент активировать его.

— Чем обязан такой… чести? — процедил Вихрь сквозь зубы, глядя на меня.

— Я решил, что пришло время для реванша, — непринуждённо ответил Никонов, проходя к краю ринга. — Публика требует зрелищ. Сокол против Вихря. Главное событие особого вечера, который я устраиваю через три дня.

Брови Вихря взлетели вверх, а на лице появилось такое выражение, будто ему только что предложили самый драгоценный подарок.

— Наконец-то, — выдохнул он, и его губы растянулись в зловещей улыбке. — Я