Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

* * *

Интернациональная «Дикая» бригада, в состав которой вошёл полк кавказских черкесов, племя завербованных в Триполитании бедуинов и отряд афганских добровольцев, расположились лагерем около городка Сан-Роке. В ожидании штурма Гибралтара её личный состав возлежал на коврах, совершал намаз, резал жертвенных барашков, курил кальян и танцевал лезгинку. Заодно совращал местных фемин, в число которых попадали и сосем юные отроковицы, и почтенные матроны. Темпераментные жители Сан-Роке и окрестных сёл попытались было призвать пришлых дикарей к порядку, но в итоге им в дополнение к рогам наставили ещё и шишек. Черкесы и бедуины оказались пассионарнее здешних гишпанцев. И последним оставалось лишь молиться, чтобы незваные гости убрались с их земли как можно быстрее.

Гарнизон английской цитадели тоже ждал штурма. Ждал как неизбежность и оттого пребывал в подавленном состоянии. Особенно унылыми выглядели бывшие мальтийцы, попавшие из огня да в полымя. Они, разглядывая тяжёлые батареи на другом берегу бухты (а те были хорошо видны в бинокль), почти открыто завидовали своим сослуживцам, не доехавшим до Гибралтара и оставшимся в Испании. Формально те считались не дезертирами и не военнопленными, а интернированными лицами. Но, как говорится, поезд ушёл: теперь попытки сбежать к ним жестоко карались: в сентябре только за одну неделю жандармы расстреляли 19 дезертиров, 15 из которых были бывшими мальтийцами.

Ирония судьбы заключалась ещё и в том, что на протяжении последних десятилетий Скала (Rock – так англичане для краткости именовали Гибралтар) воспринималась моряками Ройял Нэйви не как крепость, а как своего рода курорт, место кратковременного разнузданного отдыха. Кто не слышал шутку о споре двух офицеров, что же такое Гибралтар – кабак при борделе или бордель при кабаке? Увы, теперь все рестораторы и путаны исчезли, остались одни интенданты и бесхвостые макаки, издавна поселившиеся на склонах Скалы. Даже покуролесить напоследок бедным защитникам было негде и не с кем.

Фрагмент очерка из «Петербургской газеты» от 11 октября 1916 г.:

«Мы были первыми журналистами, кто попал в бывшую твердыню Джона Булля после её бесславного падения. Глазам предстала ужасная картина: хаос, нагромождения камней. Ни одного деревца, ни одной сохранившейся постройки, даже ни одной целой стены… Пепелища, битый кирпич, деревянные щепки. Разрушенные причалы, торчащие их воды верхушки мачт затопленных в порту судов. И невыносимая вонь от разлагающихся трупов, погребённых под руинами некогда оживлённого портового города.

Говорят, несколько тысяч солдат, офицеров и гражданских лиц укрылись в пещерах и тоннелях, уходящих вглубь гибралтарской Скалы. Но участь этих несчастных печальна: взрывы тяжёлых снарядов вызвали многочисленные обвалы, и все входы в подземные укрытия оказались заваленными тысячами тонн камней. Вряд ли теперь кому-нибудь удастся выбраться из гигантских братских могил.

Мне вспомнилось: «Карфаген должен быть разрушен!». И вот я в разрушенном Карфагене. То есть Гибралтаре. И не просто разрушенном – стёртом с лица земли. Союзные силы руководствовались тем же заветом: «Гибралтар должен быть разрушен!» И вот мы стоим на его руинах…

Вдруг я увидел невесть откуда взявшуюся обезьянку. Заметив меня, она испугалась и юркнула в щель между двух повалившихся стен какого-то здания. Наверное, это единстенная живая душа, пережившая творившийся здесь ад…»

* * *

Командир дивизиона эсминцев капитан 1-го ранга Савинский объявил, что офицеры вверенного ему соединения удостоились высокой чести: адмирал Колчак хочет встретиться с ними и лично поблагодарить за службу. Казанцев, облачившись в белый парадный китель и прицепив к поясу дарёный золотой кортик, занял место в строю напротив своего корабля, пришвартованного кормой к причалу напротив бастиона Ласкарис.

Несмотря на осень, вечера на Мальте были тёплыми и настраивали на лирический лад. Слух ласкали тихий плеск волн, романтичный крик чаек и бодрый мат боцманов, раздававших фитили нерадивым матросам. Прекрасная Ла-Валетта, избежавшая серьёзных разрушений, в лучах низкого солнца казалась отлитой из чистого золота.

На водной глади бухты Гранд-Харбор бросалось в глаза множество вех – они обозначали места затопленных британских кораблей. А в глубине бухты среди стоявшей на якоре эскадры выделялись необычные силуэты двух трофейных крейсеров – «Адмирала Ушакова» и «Адмирала Сенявина». Символично, что оба новообретённых корабля получили имена русских флотоводцев, прославившихся действиями именно на Средиземном море (правда, бывших меж собой заклятыми врагами, но кто теперь об этом помнит?). Сердце наполнялось гордостью оттого, что русский флот преображался, приумножался и преуспевал в делах ратных!

Командующий флотом приехал на причал в роскошном ландо, запряжённом двумя парами лошадей. Речь его была краткой и в меру патетической. За руку он поздоровался только с начальником дивизиона, остальные офицеры удостоились лишь устной благодарности и обещания ходатайствовать о награждении самых достойных…

Сопровождавшая Колчака Лиза увидела Казанцева и улыбнулась, подмигнув ему левым глазом. Мичман мгновенно растаял, словно наполеон на палящем солнце. (Наполеон – это в смысле пирожное, а не Бонапарт). Колчак строго покосился на спутницу и начал ощупывать глазами строй офицеров, выискивая того, кому предназначалась эта загадочная улыбка. Когда взгляды адмирала и мичмана встретились, между ними пробежал электрический разряд, а в воздухе запахло озоном.

Как только адмирал и его свита удалились, Казанцев через своего вестового Крыса, обладавшего несомненным талантом вынюхивать и подслушивать, выяснил, что Лизонька Митирёва остановилась в отеле «Виктория». Мичман немедля написал ей высокопарное послание с предложением продолжить традицию осмотра достопримечательностей очередного завоёванного города. Но, увы, осуществить задуманное опять не удалось. Вечером поступил приказ: «Дерзкому» готовиться к дальнему походу. Дивизион эсминцев направлялся в Атлантику, на передовую, почти к самым неприятельским берегам. Во французский порт Брест.

Перед самым отходом Казанцев неожиданно получил письмо от Мунивердича, пришедшее, если судить по штемпелю, почти с противоположной стороны земного шара. Оказывается, ещё на масленицу Гремислав и Настя поженились! Венчались они во владивостокском Успенском соборе. Как выяснилось, кудрявая Ласточка не такая уж робкая маменькина дочка, как показалось Вове-Казанове в момент их знакомства. Кто бы мог подумать, что она способна ослушаться родителей и одной уехать на край света к своему суженому! Теперь они живут в комнате офицерского дома на берегу бухты Стрелок. Казанцев успел отправить открытку с поздравлениями буквально за пятнадцать минут до отдачи швартовов.

* * *

Тем временем в душе каждого русского человека росла, ширилась, набухала и закипала национальная гордость. Российские сапоги топтали улицы и площади не только Ла-Валетты и Гибралтара, но и Каира, Бейрута, Иерусалима и Дамаска. Они маршировали, чеканя шаг под новую патриотическую песню:

От Ляохэ до британских морей

Русская армия всех сильней!