Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин

бессильного унижения — когда стараешься, пытаешься, перепрыгиваешь через себя, а все равно не можешь ничего добиться. Так или иначе, пламя вспыхнуло расплавленным металлом, корпус корабля изошел черными дымящимися пятнами, воздух раскалился настолько, что стало невозможно дышать, а затем грянул взрыв, вышвырнувший меня в глубины беспамятства.

Часть III

Я, Хаос

Глава 12

Я медленно падал в непроглядную тьму, не в силах ни пошевелиться ни вдохнуть. Тьма окружала со всех сторон, стальным обручем сдавливала грудь, холодом жгла плоть. Не знаю, как долго длился спуск в бездну, время словно замерло, в ушах редко-редко стучал пульс, а с тела, казалось, содрали половину кожи и с каждым пройденным метром щипцами стягивали свежие лоскуты.

Где я? Что со мной? Я даже не знал, все ли конечности на месте, чувства смешались, перевернулись с ног на голову, и там, где по логике вещей должен был чувствовать пальцы — ощущал покалывание во лбу, а спина каким-то образом сместилась на дрожащие бедра. Магический взрыв мог обернуться чем угодно — возможно, меня вообще уже не существовало, остался только слепок сознания, тающий в вечном нигде.

Что-то мягкое и податливое протянулось вдоль хребта, защекотало пятки и затылок. Падение прекратилось, онемение начало потихоньку спадать, а нервы — возвращать привычный ток импульсов. Чтобы хоть немного согреться, прижал колени к груди, и тут увидел высоко над собой огненные пятна. В столбе света от горящих бревен и досок змеилась красная струя, щупальцем ниспадая с поверхности на дно, будто в реку высыпали мешок красителя.

Вокруг щупальца спиралью протянулась едва заметная полупрозрачная трубка, по которой поступал воздух в окруживший меня колдовской пузырь. Рядом с магическим кабелем, не позволившим хозяину захлебнуться в первые же секунды после крушения, еле движимым смерчем вращались изуродованные взрывом тела. Эйны, стражники — все перемешались и оседали на дно вслед за мной, и в этом хороводе смерти только я был жив.

Еще жив…

Я мог дышать, но холод уже проник в кости и вымораживал мозг — пять минут, десять, и сердце остановится, выстрелив в коченеющие мышцы последние крохи тепла. Пора покинуть мир мертвецов и всплывать, пока есть силы, пока не погасла зыбкая воля к жизни.

Присел, увязнув в иле по щиколотки, хотел оттолкнуться и воспарить к блестящей пламенем глади, но увяз еще глубже. Замахал руками что было мочи, но не смог ни на йоту сдвинуться с места — кокон надежно охранял и от воды и, понятное дело, от любой попытки всплыть.

Магия спасла меня, но она же и погубит, оставив навеки в царстве холода и мрака. Я поймал энергетическую пуповину в обожженные до мяса ладони и поднес к лицу. Собрался было вдохнуть — глубина немаленькая, метров тридцать, стоит запастись воздухом, но в легкие в тот же миг вонзились раскаленные спицы. Закашлялся, роняя ртом и носом смешанную с кровью слизь, осознав, сколь мизерен шанс выбраться из этой передряги, но и торчать до скончания времен на дне нельзя. Пора наверх, пора заявить о себе всему прогнившему мирку, пора спасти ту, которую люблю… или отомстить за нее.

Обломанные ногти впились в ожоги, но пронзившая разум боль была сущей пустяковиной по сравнению с той, когда вслед за пуповиной лопнул и пузырь, и на меня со всех сторон обрушились тонны ледяной воды. Кажется, ненадолго отключился, не забыв каким-то чудом грести и шевелить ногами. Сознание вернулось на половине пути, и первое, что увидел — перекошенное лицо Гора в ореоле темных волос, колышущихся как водоросли на легком течении. Из распахнутого рта струилась кровь, в обугленной глазнице застрял оплавленный гвоздь, некогда могучая рука, забравшая немало жизней, покачивалась на тонкой ниточке сухожилия.

Вид изуродованного мертвеца не испугал, скорее наполнил гнетущей грустью — могучий северный воин погиб из-за меня и, к величайшему сожалению, таких как он скоро полягут тысячи с обеих сторон. Кивком проводив великана в последний путь, я продолжил свое короткое, но неописуемо тяжелое странствие от тьмы к свету, лавируя среди вращающихся кленовыми семечками тел. Это неспешное падение напоминало танец, и я никак не мог понять, что в нем не так, и осознал странность восприятия лишь почти добравшись до поверхности. Мой левый глаз покалывало от холода и мути, в то время как правый не чувствовал ничего и неважно, жмурился ли я или распахивал веки.

Но тогда было не до глаза — все время всплытия я вертел головой, тратя драгоценные запасы воздуха в поисках Лиры, но нигде не замечал никого похожего на точеный девичий силуэт, только медленный дождь из грузных мускулистых трупов. Это хорошо — значит, подруга жива, и либо ждет на берегу, либо Колбан забрал ее с собой как приманку, последний козырь, рычаг давления, успев переместиться прочь с корабля за секунды до взрыва.

Ноги как назло свело судорогой в последний момент, а уставший, израненный организм срочно и настойчиво потребовал кислорода. Наплевав на очередную вспышку боли, вцепился в плавающее надо мной горящее бревно, рывком подтянулся и высунул голову из воды. Опорожнил легкие шумным выдохом и попытался наполнить, но получилось не сразу, а лишь когда обломки впереди закружились как посохи в руках танцора файер-шоу. С медвежьим ревом вдохнул колючий воздух и заорал на всю округу не своим голосом, не то подсознательно зовя на помощь, не то устав от мучительно-долгой абсолютной тишины.

Надышавшись как в первый раз, унял бешеные скачки перед глазом и погреб к песчаному пляжу, до которого оставались считанные шаги, ибо окажись я хотя бы на сто метров дальше, и вы бы сейчас не читали эти строки. Доски и бревна встречались на всем протяжении заплыва — одни едва тлели, другие полыхали факелами, отчего казалось, будто бы вся Саммерен охвачена пожаром. Колдовской всплеск разорвал оба корабля на части — и там, где я на четвереньках выбрался на холодный песок, лежал острый нос северной ладьи, а в нем — тощая фигурка в обуглившейся мешковине.

Не обращая внимания на острые деревяшки и гвозди, кинулся к Лире и прижал к груди остывшее тельце, жесткое и неподатливое как фарфоровая кукла. Ни дыхания, ни биения сердца, ни малейшего признака жизни, и все мои попытки вернуть их золотистыми молниями ни к чему не привели. Быть может, я и впрямь всесилен наяву, но над смертью властвуют только боги, а я не числился ни в одном пантеоне.

— Видишь, — провел ладонью по бледной щеке и фиолетовой шишке над