Царёв Пророк - Денис Нивакшонов

Снаружи, сквозь толстые стены, донёсся приглушённый, но ясный звук — не одиночный выстрел, а чёткий, слаженный залп. Словно стальной ответ на вызов ледяного ветра.

Григорий прислушался, и в его глазах вспыхнула та самая холодная, несгибаемая уверенность.

— Слышите? Они не сомневаются. Они готовятся. И мы с вами тоже.

* * *

Холодное лето набирало силу. По утрам на лугах ложился иней, словно ранний сентябрь, а не середина лета. Но на полигоне за Яузой царила своя погода — жаркая, от плавильных горнов и грохота выстрелов. Воздух дрожал, и земля содрогалась под ногами.

Григорий стоял рядом с первым десятком новеньких, отливающих медным блеском полевых орудий. Они выстроились в ровную линию, их лёгкие лафеты выглядели почти изящно на фоне громадных старых пищалей.

— Расчёт, к орудиям! — скомандовал унтер-офицер, бывший пушкарь Семён, чьё лицо теперь выражало сосредоточенную власть.

Пушкари, одетые в одинаковые суконные кафтаны, чётко и без суеты заняли свои места. Заряжающие, наводчики, подносчики. Движения были отработаны до автоматизма.

— Огонь!

Залп прокатился единым, оглушительным ударом. Десять ядер, выписывая в сыром воздухе почти идентичные траектории, с шипением врезались в ряд мишеней на другом конце поля. Щиты из толстых брёвен разлетелись в щепки.

— Отлично! — громко сказал Григорий, и его голос прозвучал с редкой для него открытой одобрительностью. Он подошёл к ближайшему орудию, потрогал тёплый ствол. — Откат ровный, отдача принята. Мастер Потап, тебе и твоим ребятам — честь и хвала. Выковали не просто пушки, выковали щит России.

Туляк-мастер, обычно угрюмый, сдержанно улыбнулся, с гордостью глядя на своё творение.

— Рады стараться, батюшка. Металл слушается. Расчёт твой верный.

В этот момент по полю промчался всадник. Он подскакал к Григорию, спешился и, запыхавшись, протянул сложенный лист.

— От гонца из Путивля, государь велел тебе вручить немедля.

Григорий развернул грамоту. В ней, без лишних эмоций, сообщалось: «Войско самозванца, что зовёт себя Дмитрием, растёт. Нанимает казаков и польских ротмистров. Зиму, видимо, проведёт в сборах, к весне жди движения на восток».

Он перечитал донесение, потом медленно поднял голову и обвёл взглядом полигон: стройные ряды пушек, дисциплинированных пушкарей, довольные лица мастеров. Вместо тревоги на его лице появилось твёрдое, почти суровое удовлетворение.

— Мастер Потап, — обратился он к литейщику. — План меняется. К зиме нужно не двадцать стволов, как договаривались. Нужно сорок.

Потап не смутился, лишь деловито спросил:

— Меди хватит. А людей? Рабочих рук не хватает.

— Люди найдутся, — уверенно сказал Григорий. — Я отправлю распоряжение в Новгород и Вологду — прислать к тебе в подмастерья два десятка смышлёных кузнецов. Учи их. Делись секретами. Не время таить мастерство, когда Родине оно нужнее.

Потом он повернулся к Семёну.

— А тебе, унтер-офицер, задача сложнее. К весне мне нужно не десять расчётов, а пятьдесят. И не просто пушкарей, а универсальных солдат-артиллеристов, которые и стрелять метко умеют, и лафет починить, и в стрельцы, если что, встать. Отбирай лучших из стрелецких полков. Учение — с утра до ночи.

— Будет исполнено! — чётко ответил Семён, и в его глазах загорелся азарт новой, масштабной задачи.

Григорий отошёл в сторону, давая командам приступать к работе. Снова загрохотали выстрелы, зазвенели молоты у походных кузниц. Он смотрел на эту кипящую деятельность, на людей, которые всего несколько месяцев назад были сборищем неумех, а теперь превращались в костяк новой, грозной силы.

Враг собирал силы там, за рубежом. Пусть собирает. Здесь, на этом полигоне, в дыму и грохоте, рождался его точный, стальной ответ. Не надежда, а уверенность. Не страх, а готовность. И это было сильнее любой летней стужи.

Глава 42

Ранние заморозки сковали землю, покрыв её хрустящей ледяной коркой. Вместо осенней грязи дороги стали твёрдыми и удобными для марша. В подмосковном лагере, разбитом у Серпуховской дороги, царила деятельность, напоминающая работу гигантского механизма.

По полю, гремя железом и упряжью, двигалась батарея. Десять лёгких медных пушек на новых лафетах, запряжённые парами крепких битюгов, легко преодолевали промёрзшие кочки. За ними чётким строем шли артиллеристы Семёна — не сбившаяся в кучу толпа, а организованные расчёты.

Григорий, стоя на краю лагеря рядом с Борисом Годуновым, наблюдал за манёврами. Царь, закутанный в соболью шубу, смотрел на это зрелище с редким для него выражением одобрения.

— Гонцы доставили вести из Путивля, — тихо, чтобы не слышала свита, сказал Борис. — Самозванец решил не ждать весны. Двигается вдоль Десны. Видно, боится, что мы за зиму станем слишком сильны.

Григорий кивнул, не отрывая глаз от артиллерийской колонны.

— Он прав. Мы становимся сильнее с каждым днём. И он это чувствует. Значит, пора встречать.

— Воеводы советуют отсиживаться за стенами, дожидаться его под Москвой, — продолжил Борис, в голосе слышался намёк на сомнение.

— Ошибаются, — твёрдо возразил Григорий. — Пусть он не топчет наши земли, не сеет панику. Встретим его там, где мы выбрали. Где наша сталь будет говорить громче его слов. — Он повернулся к царю. — Дайте приказ, государь. Разрядному приказу — выступать к Брянску. Мы создали этот молот. Пора опустить его на наковальню.

Борис несколько секунд молча смотрел на чёткие строи стрельцов, на сверкавшие на бледном солнце стволы пушек, на уверенные лица командиров.

— Да будет так, — произнёс он наконец. — Выступайте. А я… я буду ждать ваших грамот в Москве. С Богом, Григорий.

В тот же день лагерь превратился в гигантский муравейник. Не было суеты, был только отработанный порядок. Сворачивали палатки, грузили обозы с ядрами и провиантом, строились в походные колонны.

Григорий, уже в доспехе поверх кафтана, обходил позиции. Он остановился у своих пушек. Мастер Потап и его люди в последний раз проверяли упряжь и лафеты.

— Готовы, батюшка, — коротко доложил Потап. — Все тридцать стволов. Ни один не подведёт.

— Знаю, — Григорий похлопал его по плечу. — Теперь ваше дело — железо. А наше — победа.

Он подошёл к строю артиллеристов. Семён, теперь уже официально назначенный голова пушкарский, отдал честь.

— Личный состав к походу готов, советник!

Григорий обвёл взглядом знакомые лица. Эти люди больше не боялись промахнуться. Они знали цену своему умению.

— В поход! — разнёсся его голос по промёрзшему полю. — Не для обороны. Для победы!

Колонна тронулась. Сначала конные разъезды, затем неспешная, величавая поступь артиллерии, за ней — пестрые стрелецкие сотни. Они уходили на юг, навстречу холоду, навстречу врагу, навстречу судьбе, которую Григорий Тихонов намеревался переписать огнём и сталью.

Врага больше не ждали. К нему шли.

* * *

Войско шло на юг стремительным, упругим маршем. Промёрзшая земля под колёсами новых лафетов не раскисала, а лишь слегка пружинила,